Год в Провансе

Сначала прогулка действительно казалась вполне легкой, хотя узкие, жесткие седла причиняли определенные неудобства и мы довольно скоро начали понимать, почему некоторые велосипедисты подкладывают под копчик сырой бифштекс. И все-таки первые две мили мы без труда скользили по дороге и безмятежно любовались пейзажем. Вишни уже зрели, виноградники, зимой напоминавшие шеренги скелетов, покрылись яркой листвой, а склоны гор издалека казались пушистыми и мягкими. Шины приятно шуршали по дороге, и время от времени ноздри улавливали аромат розмарина, лаванды или тимьяна. Это гораздо интереснее, чем прогулки пешком, решили мы, здоровее и приятнее, чем поездки на автомобиле, совсем нетрудно и во всех отношениях чудесно. Почему мы не катались на велосипедах раньше? Почему мы не катаемся на них каждый день?

Эйфория продолжалась до тех пор, пока дорога не стала подниматься вверх. Мой велосипед вдруг стал очень тяжелым. Непривычная к таким нагрузкам спина и мышцы икр ныли все сильнее, а дорога становилась все круче. Я и думать забыл о пейзаже и очень жалел, что не засунул себе в шорты бифштекс. К тому времени, когда мы достигли Боньё, нам обоим было больно дышать.

Хозяйка кафе «Клериси» стояла у входа в свое заведение, подперев руками пышные бока.

— Mon Dieu![88] — воскликнула она, увидев двух задыхающихся, побагровевших велосипедистов, практически лежащих на рулях своих машин. — Что-то рано начался в этом году Тур-де-Франс.

Она принесла нам пиво, а мы с удовольствием посидели на удобных стульях, хорошо приспособленных для человеческих задов. Лакост стал казаться гораздо дальше, чем был сначала.

Дорога к развалинам замка маркиза де Сада получилась выматывающей, очень крутой и неожиданно длинной. Мы преодолели только половину и совсем обессилили, когда сзади послышался шорох шин. Скоро нас обогнал другой велосипедист — жилистый загорелый мужчина лет шестидесяти пяти. «Bon jour, — весело сказал он, — bon vélo», — и, легко обогнав нас, скрылся из виду. Мы из последних сил продолжали крутить педали, стараясь не замечать боли в ногах и горько жалея о выпитом пиве.

Скоро старик спустился нам навстречу, развернулся и поехал рядом. «Courage, — подбодрил нас он, даже не запыхавшись, — c'est pas loin. Allez!»[89] Он ехал с нами до самого Лакоста, и его худые, гладко выбритые на случай падений и ссадин ноги двигались легко и ритмично, будто стальные поршни.

В изнеможении мы упали на стулья еще одного кафе, с террасы которого открывался прекрасный вид на долину. Я отказался от мысли вызвать «скорую помощь», только когда вспомнил, что большая часть обратной дороги пойдет под гору. Старик заказал мятное frappé и поведал нам, что уже проехал тридцать километров и собирается сделать еще двадцать до ланча. Мы поздравили его с таким отменным здоровьем. «Сейчас-то я не тот, что раньше, — посетовал он. — Когда исполнилось шестьдесят, я перестал подниматься на Монт-Венту. Теперь вот совершаю только такие легкие promenades». То легкое самодовольство, которое мы почувствовали, забравшись на холм, моментально испарилось.

Обратная дорога действительно оказалась легче, но все-таки домой мы вернулись потные и еле живые. На негнущихся ногах мы доковыляли до бассейна, по дороге скидывая одежду, нырнули в прохладную воду и ощутили райское блаженство. Чуть позже, лежа на солнышке с бокалом вина, мы решили, что теперь будем ездить на велосипеде регулярно. Однако прошло немало времени, прежде чем я перестал морщиться от боли при одном только взгляде на седло.

По полям, окружающим наш дом, теперь целые дни сновали люди: они пропалывали виноградники, ухаживали за вишнями, копались в песчаной почве. Все это делалось без всякой спешки. В полдень работа прерывалась на два часа, и в наступившей тишине до нас доносились только обрывки разговоров, ведущихся в тени под деревом, куда все собирались, чтобы перекусить.

Фостен большую часть времени проводил на нашей земле, появлялся со своим трактором и собакой сразу после семи и старался заканчивать работу в непосредственной близости от нашего дома — настолько близко, чтобы вовремя услышать звон бутылок и стаканов. Обычно он выпивал один стаканчик, чтобы слегка промочить горло и пообщаться, но, если дело доходило и до второго, мы знали — он задумал какой-нибудь новый шаг в развитие нашего взаимовыгодного сотрудничества. Фостен никогда не приступал к делу прямо, но предпочитал действовать осторожно.

— Вам нравятся кролики?