Но, с другой стороны, столь тщательный отбор позволил мне выдержать нелегкий этап подготовки и самый тяжелый за всю предыдущую историю космонавтики марафон. А в самом полете я больше всего боялся аппендицита. Аппендикс у меня еще не удален. Да, еще если заболят зубы. И однажды мне приснился сон, что у меня болят зубы. Я сразу проснулся, чувствую, действительно болит зуб. Но к утру все прошло.
Таким образом, обращение к Главному конструктору с просьбой о зачислении меня в отряд космонавтов было естественным ходом, так как хотелось после наземных испытаний перейти к летным. Итак, к концу 1971 года я прошел медицинскую комиссию. После меня, с интервалом в несколько недель, прошли комиссию А. Иванченков, Г. Стрекалов и сразу же В. Аксенов. Врачи очень удивлялись такому массовому прохождению, ведь до нас длительное время никому пройти комиссию не удавалось.
После этого в течение приблизительно полутора лет я никак не мог оторваться от основной работы, которая мне понравилась, да и морального права я не имел уходить, пока было трудно и заменить меня было некем. К середине 1973 года я нашел себе полноценную замену, и мой начальник счел возможным меня отпустить. Я пришел в группу космонавтов и сел за стол в комнате, в которой сидели уже слетавшие по одному разу: В. Кубасов, В. Севастьянов, Н. Рукавишников и будущие, еще не летавшие и никому не известные ребята. В программу меня пока не включали, и я начал самостоятельную подготовку, делая основной упор на изучение логики работы систем. Где-то через год Алексей Елисеев, работавший уже тогда руководителем полетов, предложил мне поработать сменным руководителем полета. И когда на орбите была станция «Салют-4» и летал первый экипаж, А. Губарев и Г. Гречко, я работал сменным руководителем полета. Для будущей работы космонавта это была очень полезная практика. Она позволила впоследствии, находясь на орбите, избавить ЦУП от множества ненужных вопросов, которые обычно задают космонавты, незнакомые со спецификой работы Земли. И естественно, эти вопросы часто вызывают ироническую улыбку у тех, кто не может по разным причинам полететь в космос и имеет возможность позлословить в связи с неудачными вопросами космонавтов.
В день рождения я получил много поздравлений — от друзей, космонавтов и знакомых, от Центра управления. Если бы не приближающийся конец полета, то этот день был бы выходным, но сейчас у нас дефицит времени, и поэтому, как только кончался очередной сеанс связи, мы продолжали готовиться к возвращению. Вечером устроили праздничный ужин со всеми оставшимися к этому дню деликатесами.
Вот он — наш последний день на станции. Все предыдущие дни готовились к спуску, укладывали оборудование, чистили станцию, и на сон больше четырех часов не оставалось.
Устали, даже эмоций особых не было, а может, все дело в том, что нам грустно было расставаться со станцией, которая полгода служила нам верой и правдой. Было такое ощущение, как будто навсегда расстаешься с хорошим другом.
Напоследок пролетели по всем отсекам, погасили свет, присели по нашему обычаю на столе и пошли к люку-лазу, ведущему в корабль.
В расчетное время мы расстыковались со станцией. Медленно уходил от нее наш корабль, а мы все глядели и глядели напоследок, а потом разошлись, чтобы уже никогда больше с ней не встретиться. Так я тогда думал.
Наступил последний сеанс связи. Обменявшись деловой информацией, мы попросили Елисеева поблагодарить ЦУП. Наш Центр я знаю не только с орбиты. Немного и сам варился в этом котле. И скажу, что с такой самоотверженностью, преданностью делу мало, наверное, где работают. Нас в космосе двое, их там много больше. И груз на них такой, что, переложи его на плечи космонавтов, и полет не состоится. Мы спим ночью потому, что они на Земле бодрствуют. Что-то не получается в эксперименте, всех специалистов на ноги поднимут, но к утру, будьте уверены, найдут правильное решение. Да что говорить, бывали они, верно, нами и недовольны, но только мы этого никогда не чувствовали. А двадцать четыре часа смены кого хочешь измотают.
Я узнавал их по голосам, зримо представлял, как они надевают гарнитуры для связи, смотрят на часы, готовясь к сеансу, как, отложив свои заботы на потом, докладывают по цепочке «К работе готов». Я люблю этих мужиков. Жаль, что журналисты мало о них пишут.
Пусть простит меня читатель за изложение, несколько напоминающее инструкцию. Но, пожалуй, в данном случае это самая экономная форма подачи материала. Иначе, коротко и лаконично, о работе Центра, этой, по существу, огромной вычислительной системы, не скажешь. Читатели-гуманитарии, решительно не приемлющие технику, могут в крайнем случае пропустить эти страницы. Но думается, все-таки лучше не пропускать. В наше время научно-технического прогресса от информации о технике никуда не денешься. Будем и мы шагать в ногу с веком.