Найдя его, я умылась и напилась ледяной кристально чистой воды, а потом улеглась на шелковистую травку рядом с Глебом. Что за чудо эти облака! Несутся куда-то, встречаются и расстаются, сливаются, меняются…
— Два облака соединились! — указала я на небо.
— Может, они целуются? — предположил он. Я фыркнула, а он задумчиво произнёс:
— Рамбези завораживает своей неторопливостью, вечностью… Время здесь стоит на месте… Это особенно остро ощущается после бешеного темпа Земли и неуверенной суетливости Лилеи…
— Вы часто бываете на Рамбези?
— Не очень. Одиночества мне хватает и на Лилее… А вот думается здесь хорошо. Особенно интересно думать о смысле жизни… Или о бессмысленности.
Он сел. Его силуэт, резко очерченный на фоне закатного солнца, почему-то заставил моё сердце сжаться. Я тоже села и негромко проговорила:
— Мне не нравится, когда ты такой грустный.
Он обернулся и посмотрел мне прямо в глаза. Стало трудно дышать, и я отвела взгляд.
— А мне не нравится, когда ты плачешь, — серьёзно ответил он.
Сосредоточенно вглядываясь в безоблачную даль, я насмешливо отозвалась:
— А мне показалось, что тебе очень даже понравилось…
Он промолчал. Да и без слов всё ясно.
Я уже сожалела о своей слабости. Теперь Глеб не отступит. Сколько я смогу сопротивляться? Месяц, два, пять, год? Единственный выход — сейчас же бежать… Но я не чувствую в себе силы, нужной для этого… Полно, да и хочется ли мне сопротивляться? Пора бы уже признать — я лечу, как бабочка на огонь. И страшно, и больно, и очень тянет…
— А на что ты намекал сегодня утром? Я и дедушка Марьям… Какая связь?
— Самая что ни на есть… — начал он, но тут же смолк, будто его кто-нибудь одернул. — Да не важно. Это не моё дело. Со временем ты сама поймешь.
Ты. Как же мы перескочили на «ты»? Я даже не заметила, когда это произошло… Кажется, он думал о том же, потому что вдруг произнёс:
— Как там у Пушкина… Пустое «Вы» сердечным «ты» она, обмолвясь, заменила…
— И все счастливые мечты в душе влюблённой возбудила, — продолжила я.
— Пред ней задумчиво стою, свести очей с неё нет силы…
— И говорю ей: как Вы милы! И мыслю: как тебя…
Последнее слово я произнести не смогла. Наши лица были так близко, стоило мне чуть пошевелиться, и наши губы соприкоснулись бы… Я, еле дыша, отвернулась.
— Пора возвращаться, — хрипло произнес он. Я лишь кивнула.
6 глава
Оказалась дома я поздно, а вернее, рано — часов в пять утра. Потому и спала до вечера. Когда же проснулась, увидела Марьям, которая листала книгу по домоводству.
— Привет! Во сколько же ты вернулась, подруга? — улыбнулась она.
— Не помню, — зевнула я. — На часы не смотрела.
— Ну и как там Глеб?
— Вроде жив-здоров.
— У вас с ним…
— Что ты, погуляли немножко в другом мире и всё.
— Скучно…
— А у вас с Никитой как?
— Отлично, спасибо. Мы наконец-то договорились встретиться… Наверное, я расскажу ему о своих чувствах… В общем, буду поздно, не жди. А лучше — не жди, а действуй!
— Да не хочу я никаких действий!
— Почему? Что не так?
Я задумалась. Как бы это сформулировать…
— Пугает меня он. Напором, взглядом, словами…
— Не готова к отношениям?
— Вот именно! А у него на лбу написано — любовь обмену и возврату не подлежит! Сложно это всё…
— Ладно, не дрейфь! Само как-нибудь разрулится… А если и нет, то кто-нибудь другой подвернётся, не такой серьёзный. Ну, я пошла, до завтра!
— Пока…
Целый вечер одиночества. И чем заняться?
Одевшись и перекусив, я оглядела комнату. Чтение? Макраме? Рисование?
Раздался стук в дверь. Ох, только не…
— Здравствуй, Глеб. Какими судьбами?
Как же он прекрасен! И так невозмутим.
— Да так. Мне стало скучно, и я подумал: «А вдруг ещё кто-то скучает?» И вот…
— И вот ты здесь.
— Точно. Прогуляемся?
Пожав плечами, я последовала за ним.
Мы пришли на берег. Глядя на его гитару, я спросила:
— Сыграешь что-нибудь?
— Как скажешь, — учтиво склонил он голову.
Борясь с чувством нереальности происходящего, я даже не запомнила, что именно он пел… Что-то в духе бардов или даже средневековых менестрелей, конечно же, о любви. В какой-то миг он поднял глаза, и мы встретились взглядами. Он улыбнулся. Так… хорошо улыбнулся, что мой страх пропал, сменившись безграничным доверием. Чёрная дыра, обычно зиявшая в его глазах, исчезла без следа, и он сразу стал таким простым, родным и любящим человеком… Я даже не заметила, как кончилась песня.
— Спой ещё!
И он пел… Гитара и его руки будто бы стали единым целым, песни взлетали к небу, освещённому луной… Всё было так прекрасно… Удивительное спокойствие, охватившее меня, пьянило, как выпитый залпом бокал шампанского. Я положила голову ему на плечо, и музыка смолкла. Кажется, ещё секунда, и он бы обнял меня, а я бы не сопротивлялась…
Но тут из кустов выскочил шакал и оскалился, глядя на нас. Секунда — и Глеба уже нет рядом, черная огромная птица несётся навстречу мигом струсившему зверю. Шакал метнулся в лес, а Глеб, чуть запыхавшись, подбежал ко мне, уже вновь превратившись в человека.
— Чернокрыл?!
Он смущенно кивнул.
— Почему ты не сказал?
— Ты не спрашивала.
— Спрашивала, и не один раз! У Орла!
— Но Орлы ведь не умеют говорить.