Год вольфрама

Они шли медленно, немного отстав от всей группы, тени деревьев становились все длиннее, превращая дорогу в полосатую зебру, обстановка самая что ни на есть подходящая, да, видно, не суждено было, кто бы мог подумать, что такое случится, они все видели собственными глазами, хотя и с некоторого расстояния, так и не поняв до конца, являются ли участниками или просто наблюдателями, на всякий случай застыли как вкопанные. Когда из кустов выскочили бандиты, Селия изо всех сил вцепилась в Элоя, и он ощутил яростный гнев не потому, что мог стать жертвой разбоя, а потому что терял удачный случай, сведший его с девушкой.

— Стой, кто идет?

Все заговорили одновременно:

— Мы мирные люди.

— Мы из Кадафреснаса.

— А вы кто такие? Что вам надо?

— Молчать, идиоты, — Голос звучал угрожающе, оружия не было видно, скорее всего они его прятали. — Вытряхивайте кошельки, все деньги на бочку, побыстрее и без глупостей.

— Да вы что, мы только что получили за работу и…

— Получили, а теперь выкладывайте.

— …нам нужны эти деньги.

— А нам еще нужнее.

Элой пытался угадать, кто они, стоявший посреди дороги ему явно не знаком, воротник плаща поднят, козырек кепки натянут до самых глаз, широко расставив ноги, он всем своим видом показывал, что никто не пройдет. Зато второй, там, у края обрыва, на самой границе света и тени, показался ему чем-то знакомым, где-то он видел это лицо, укутанное сейчас до самых глаз, еще трое по другую сторону кустарника, три зловещие тени, делавшие угрозу более ощутимой, хотя пока они не вмешивались, кто такие? вполне могли быть его братья, кто их разберет в сумерках, да еще с закрытыми лицами. Элой глаз не мог отвести от этой сцены, — засекли их бандиты или нет? — если их заметили, отберут все, что заработал впервые за много месяцев, а уж что касается Селии, пиши пропало.

— Не двигайся, детка.

Голос стоявшего у обрыва:

— Эй, ты, шапку по кругу, да побыстрее. Мы тут не шутки пришли шутить.

Он вышел на дорогу, походка, жесты — все как в немом кино, так вот кто ото! Хенеро Кастиньейра, по прозвищу Чарлот, бежавший из тюрьмы в Фаберо, про этих беглых рассказывают страшные вещи, действительно, с ними шутить не приходится, подумал Элой и испугался, увидев, что Тибур, самый молодой в их группе, решил взбунтоваться.

— А вот это не хочешь? С какой стати я должен отдавать честно заработанные гроши? Я их не на дороге подобрал.

— Ну что ж, сами вынуждаете меня применить оружие.

Распахивает плащ и вытаскивает охотничье ружье с обрезанными стволами, ему и плащ-то понадобился, чтобы спрятать обрез, жара стояла невыносимая, за весь май ни капли дождя, даже на ветерок намека не было.

Тут сеньора Мария, самая старая в группе, никто точно не знает, сколько ей лет, хотя и работает не хуже молодых, сделала попытку поговорить с ними по-хорошему.

— Я понимаю, вам нужны деньги, времена тяжелые, ну а мы-то как? У всех семьи, дети, еще одну неделю поработаем на сборе вишни и все, до самой вендимии[2] ни копейки больше не получим, вам легче добыть деньги, может, мы вам соберем немного…

— Все!

— Но ведь нам платят гроши…

Десять песет за работу от зари до зари, обобрать все деревья в долине, вишню отправляли на консервный завод в Ледо, вишня в сахаре, вишня — богатство Бьерсо, лучше всего вишневая настойка, хватишь полстаканчика — и готов, только собирать вишню тяжело, да и то считай, что тебе повезло. Тут заговорил Хенаро, рука в кармане пиджака, у него там, конечно, пистолет, шестизарядный кольт, кто-то рассказывал, ну все как в кино.

— Сами виноваты, кретины, хозяева вас обирают, а вы молчите, требовать надо, пусть платят по справедливости.

Не те времена, чтобы требовать, благодарить надо, любил повторять Эрмеландо, мастер с консервного завода, единственный человек в Кадафреснасе, у которого есть постоянная работа, кто с ним захочет портить отношения, «вы ведь мне не станете подкладывать свинью», да и к чему бы это привело, если каждое утро выстраивается целая очередь безработных, вдруг кто-нибудь заболеет и не выйдет на работу, слабая надежда, совсем уж надо помирать, чтобы не встать с постели и не доползти до разделочного стола на фабрике.

— Не забирайте все, оставьте хоть что-нибудь…

— Кончен разговор, эй, ты, давай раскошеливайся.

Этот тип в плаще начал собирать деньги, он уже запихивал в карман вторую тощую пачку засаленных мятых бумажек, как вдруг раздался властный окрик:

— Стой! Именем закона!

— Мать вашу… Смываемся!