Год жизни

Три недели спустя, уже на Урале, вспоминая это время, неразрывно слитое в памяти с черно-багровой мглой, повисшей над землей, и томительно-нетерпеливым далеким погромыхиванием, словно кто-то огромный злобно молол железными челюстями там, за горизонтом, Арсланидзе ужаснулся сделанному. Нельзя было поверить, что этот застывший прибой из металла, вздыбившийся на многие километры вдоль насыпи железнодорожной ветки, состоявший из сотен массивных станков,— дело рук небольшой группы людей. За несколько суток они сняли эти станки с фундаментов, погрузили в эшелоны, доставили сюда и теперь готовились дать им новую жизнь на новом месте.

Потянулись долгие месяцы войны. Арсланидзе казалось, что все вокруг, особенно женщины, осуждающе смотрят на него, молодого, здорового мужчину-тыловика. Когда же на завод приезжали за боевыми машинами фронтовики, увешанные орденами и медалями, Арсланидзе готов был бросить все и дезертировать на фронт. Только сознание того, что он коммунист, не позволило ему покинуть завод. Оставалось одно — работать! И молодой инженер сутки проводил в цехах без сна, без отдыха.

Так прошли годы. День Победы Арсланидзе встретил все в том же уральском городе, на прежнем заводе.

Со временем острота переживаний сгладилась, но до сих пор, несмотря на все доводы рассудка, Арсланидзе стыдился того, что всю войну провел в тылу, и втайне завидовал тем, кто был на фронте. Завидовал он и Шатрову. Но это не помешало их дружбе. Оба все чаще искали встреч, и, как всегда бывает в "таких случаях, поводы для них находились.

Так и сейчас по дороге на участок Шатров зашел в механический парк, чтоб договориться с Арсланидзе о передвижке экскаваторов на новые полигоны.

Маленький, узкоплечий, смуглый до черноты, одетый в замасленный меховой комбинезон, Арсланидзе стоял на гусенице бульдозера и сверху вниз смотрел на Шатрова.

— Так сделаешь, Георгий? — спрашивал Шатров, трогая голой рукой обжигающе холодную сталь гусеничного башмака.

— Угу I

— Что «угу»? Ты толком скажи. Черепахин всех разжег на участке, все из кожи лезут. Надо парням помочь. Мы ведь план вскрыши торфов одними экскаваторами даем. Не забыл? Все бульдозеры к тебе пригнали на ремонт. Чувствуешь?

— Чувствую, Алексей. Чувствую и ценю. Если б остальные начальники участков перестали трусить и поставили бульдозеры на ремонт, «Крайний» совсем иначе встретил бы весну.

— Тут дело не только в них. Не забудь о Крутове.

— Да, Игнат Петрович ужасно упрям. Его сдвинуть с места...

— Георгий Асланович! — перебил инженера подошедший Смоленский.— Извините, Алексей Степаныч, я вам помешал... Георгий Асланович, послушайте мотор.— Сильное энергичное лицо Кеши Смоленского было сейчас растерянно.— Не пойму, что стучит. И на малых оборотах пробовал, и на больших. На пальцы непохоже, на клапана — тоже.

— Пойдем, Алексей, посмотрим,— Арсланидзе легко спрыгнул на землю.

Со стетоскопом в руках начальник парка внимательно выслушал дизель со всех сторон. Трубочка стетоскопа придавала Арсланидзе вид врача. Недоставало только белого халата.

— Дай газку! — коротко командовал инженер бульдозеристу, передвигая стетоскоп.— Еще! Так... Сбрось газ. Выключи форсунку третьего цилиндра. Видал? Вот тебе и разгадка. Разбери третью форсунку, очисти распылитель и посмотри пружину плунжера. Наверняка загвоздка в ней.

Арсланидзе взял Шатрова под руку и пошел с ним к зданию механической мастерской. Смоленский проводил инженера влюбленным взглядом.

Среди механизаторов прииска ходили настоящие легенды об Арсланидзе. В самых трудных случаях, когда становились в тупик многоопытные бригадиры и регулировщики, Арсланидзе в десять минут ставил безошибочный диагноз.

Секрет его редкостного знания двигателей и механизмов объяснялся просто. Арсланидзе рос в рабочей семье потомственного слесаря. Начиная с отца и кончая семилетним братишкой, все возились с шестеренками, втулками, подшипниками. В доме постоянно пахло карбидом, шипела паяльная лампа. Георгию не было еще и двенадцати лет, а все соседи уже приглашали смышленого парнишку починить швейную машину, велосипед, патефон. В шестнадцать лет юный механик начал прирабатывать на ремонте автомобильных моторов в гараже Союзтранса. Ему повезло. Он попал в руки седоусого мастера, который собаку съел в своем деле. Он-то и вложил в душу Арсланидзе чудесное понимание моторов.

В мастерской Арсланидзе обвел довольным взглядом станочников. Отовсюду к нему поднимался бодрый шум живой работы. В воздухе пахло машинным маслом и горячим железом.

— Вот,— широко повел рукой Арсланидзе,— всё вам, горнякам,готовим.

— Благодарствуем тебе, Георгий свет Асланович,— стаскивая шапку с головы, сказал Шатров.

Глаза Алексея ласково смеялись. Сегодня с утра, весь этот ясный, не по-зимнему светлый день его подмывало желание шутить. Зоя наконец приехала. С собой она привезла долгожданную домашнюю библиотеку. Дела на участке шли хорошо. Все ладилось, все радовало Шатрова и обещало еще большую радость впереди.