Год жизни

— Светлана, перестань, прошу тебя, сейчас же перестань, — сказал я, чувствуя, что выдержка начинает изменять мне.

— Солнца, солнца хочу! — продолжала Светлана. — Это только для обмана бывает здесь полярный день. Он кажется бесконечным… А за ним вот эта ночь. А за ней — каменный мешок. И все…

— Светлана, послушай меня! — с отчаянием проговорил я. — Если ты хоть немного веришь мне, то слушай. Я говорю тебе, я клянусь тебе — мы выйдем отсюда. Ты слышишь: выйдем!

— Да? Это правда? Милый, ты действительно веришь? Это не только для меня? Не только для них? Ты веришь?

— Знаю и верю!

— Как хорошо! Вот и голова немного меньше болит. Слушай, Андрей, любимый, дай мне слово… Вот сейчас дай мне честное слово…

— Какое, в чем?!

— Если мы выйдем, пусть все будет иначе. Уедем от этой ночи. Уедем к солнцу… не надо этих туннелей… Наши лучшие годы… И я буду любить тебя всегда… всегда!..

Она замолчала. Только слышно было, как где-то тяжелыми каплями надает вода: кап… кап… кап…

Нас откопали через шестнадцать часов. И в течение всего этого времени мы продолжали свою страшную работу в кромешной тьме.

Только в последний час, когда стрекот отбойных молотков с внешней стороны слышался уже совсем близко, мы бросили лопаты и ломы. У нас уже не было сил. Мы лежали вдоль стен, и каждый вздох раздирал нам грудь, точно мы вдыхали кучу иголок.

И вот из темноты проник к нам узкий пучок света. Мелькнул и погас. И все же этого мига было достаточно, чтобы все почувствовали прилив сил, поднялись и схватились за лопаты. В этом уже не было смысла. Люди сделали это, вероятно, из подсознательного желания встретить спасителей на посту, с оружием в руках.

А затем… затем стук молотков превратился в оглушительный гром, зашуршала осыпающаяся порода, и светлое узкое отверстие, точно одним ударом прорубленное окно, возникло перед нами.

— Кто живой, отзовись! — крикнули с той стороны.

Потом в окно пролез, на мгновение заслонив своим туловищем свет ламп, человек. Он бросился ко мне и схватил меня в объятия. Следом за ним пролезли другие люди, в штольне стало светло, и тогда и я и все увидели, что человек, обнявший меня, — Николай Николаевич Крамов.

16

Обвал повлек за собой ряд последствий.

Во-первых, окончательная расчистка породы, естественно, снизила темпы проходки.

Во-вторых, конфликт мой с Крамовым как-то отошел на задний план, стушевался.

Психологически этому способствовало и то обстоятельство, что Крамов первым ворвался к нам, замурованным в туннеле, и выглядел теперь самоотверженным спасителем своего врага.

Кроме того, стало известно, что в тот момент, когда Крамов обнимал меня, на западном участке произошла авария. Вода из подземного аккумулятора все же прорвалась в штольню, четыре насоса не справились с откачкой, начальник смены едва не утонул, а участок на пять дней вышел из строя.

Все это, вместе взятое, заставило нас забыть о бурном партийном собрании. Сизов не вспоминал о своем намерении обсуждать мое выступление на бюро, Крамов ходил в роли «спасителя», приветливо держался со мной, и мне в данной ситуации ничего не оставалось, как отвечать ему тем же.

Таким образом, отношения наши с Крамовым внешне как бы восстановились: для меня не прошло бесследным то обстоятельство, что Крамов был первым человеком, пробившимся к нам во время обвала.

Светлана несколько дней не могла оправиться от перенесенного потрясения и лежала в постели.

Казалось, ею овладела полная апатия, равнодушие ко всему.

Я по нескольку раз в день забегал проведать ее.

Но Светлана точно не замечала меня. За эти дни она ни разу не посмотрела мне в глаза, точно стыдясь чего-то.

Крамов приезжал навестить Светлану раза два, привозил конфеты. Он разговаривал со мной так, будто все случившееся между нами было нелепым и печальным недоразумением, но теперь оно забыто и мы по-прежнему друзья. Он даже пригласил Светлану и меня на свой день рождения, который собирался отпраздновать на следующей неделе, в воскресенье.

Прошло несколько дней. Проходка на обоих участках возобновилась в полном объеме и шла с еще большим напряжением; людям хотелось наверстать упущенное. Светлана поправилась и вышла на работу.

В воскресный день вечером я зашел к Светлане. Но комната ее была заперта. На участке ее тоже не было.

Начиналась метель, одна из тех жестоких метелей, которые предшествуют здесь наступлению весны.

Было уже поздно, когда в мою комнату зашел Агафонов.

— Забыл передать, — сказал он. — Светлана Алексеевна просила сказать, что сегодня на участке не будет. — И добавил уже от себя: — Наверно, в поселок за покупками поехала…

Почему-то это сообщение встревожило меня.

— Останься, Агафоныч, посиди немного, — попросил я.

Агафонов молча снял полушубок и присел у стола.

— Я беспокоюсь, не застала ли Одинцову метель на дороге, — сказал я.

— А что с ней случится? — спокойно ответил Агафонов. — На крайний случай переночует в поселке, в комбинатской гостинице.

Я ничего не ответил. Ветер за стеной завывал все сильнее.

— Федор Иванович, — не глядя на Агафонова, сказал я, — у Крамова сегодня день рождения. Он и меня приглашал.