Год жизни. Дороги, которые мы выбираем. Свет далекой звезды

— А меня сегодня весь день не будет, — всё так же охотно и добродушно отвечает секретарь. — Я на цементный уеду, на отчётно-выборное. А вы, товарищ, откуда?

Завьялову нравится этот человек, совсем ещё молодой парень. На вид ему никак не больше двадцати пяти. К тому же он сухощавый и белесый и от этого кажется ещё моложе. И говорит как-то смешно. Самые обыденные слова произносит так, будто у него на душе невесть как светло и радостно.

— Я из Москвы, — отвечает Завьялов и сам невольно улыбается.

— Ого! — восклицает секретарь. — Из самой Москвы! Из какой же организации?

— Нет, нет, — торопливо поясняет Завьялов. — Я… так сказать, не из организации. Просто живу в Москве. Приехал к вам по сугубо личному делу.

— Да ну?! — снова восклицает секретарь. — Москва в Тайгинск по личному делу приехала! Любопытно. Что же, выкладывайте своё личное дело… Впрочем, нет, подождите, ничего не выйдет. Наверно, уже машина пришла. Погодите-ка…

Он повернулся вместе со своим креслом к окну и, привстав, поглядел вниз.

— Нет, ещё не пришла. Ладно, выкладывайте.

— Прежде всего, я хотел бы предъявить вам свои документы, чтобы вы знали, кто я и что.

Он полез в карман, но секретарь предостерегающе поднял руку.

— Погодите, товарищ, — сказал он и чуть поморщился, — вы ведь не в милицию и не в бюро пропусков пришли. Кто вы, я могу узнать непосредственно от вас. Меня, например, зовут Пётр Степанович Лукашев. А вас?

— Завьялов Владимир Андреевич.

— Звучит ничуть не хуже, — сказал Лукашев прежним своим весёлым тоном. — Так что же случилось, Владимир Андреевич?

Всего несколько минут потребовалось Завьялову, чтобы рассказать свою историю. Он уже привык говорить коротко, упоминая только главное, говорить без излишних эмоций, только о фактах.

Неожиданно Лукашев прервал его:

— Послушайте, товарищ Завьялов, а куда вы так торопитесь? — Он словно забыл, что минуту назад нетерпеливо выглядывал в окно. — То, что вы рассказываете, необычайно интересно. Значит, вы увидели её в журнале. Вот здорово!.. И как же всё это произошло?

И тогда Завьялов стал рассказывать ему подробно. Начиная с того дня на взморье, когда увидел Олю на журнальной странице, с посещения редакции и отдела розыска… Только подойдя к вопросу об институте, Завьялов чуть замялся.

— Я узнал, что снимок был сделан где-то здесь, в Тайгинске, следовательно, институт находится именно здесь. Мне нужен его адрес. Понимаю, моя просьба звучит наивно, если не подозрительно. Но у меня нет другого выхода, товарищ Лукашев, поймите! Миронова не руководящее лицо, даже не инженер. Она рядовой работник. Её имя не значится в списках центральных управлений. Только на месте можно попытаться выяснить, работает ли она в этом институте. Вот я и пришёл к вам с просьбой о помощи. Не сразу решился.

С улицы донёсся прерывистый звук автомобильного сигнала. Но Лукашев, вопреки опасению Завьялова, даже не обернулся к окну.

— Ну-ка дайте ваши документы, — вдруг потребовал он, просмотрел их, вернул Завьялову и неожиданно сказал: — Слушайте, товарищ Завьялов. Если вам удастся найти эту Олю, вы согласитесь выступить у нас завтра на комсомольском активе?

— Что? — недоуменно переспросил Завьялов.

— Да вы не удивляйтесь. Я на это дело со своей горкомовской колокольни смотрю. Ведь очень интересно и поучительно будет ребятам послушать, а? Пусть поймут, что такое настоящее чувство! А то некоторым оно ещё неведомо. Понимаете, очень опасно, если первое чувство загрязняется пошлостью. Потом это может войти в привычку. Человек навсегда разучится любить. Вам, наверно, странно, что я это вам говорю, но вы не удивляйтесь. Я ведь бывший комсомольский работник, ещё не так давно секретарём горкома комсомола работал. Правда, не в этом городе… Значит, согласны?

— Но прежде всего… — растерянно начал Завьялов, однако Лукашев прервал его:

— Конечно, я понимаю. Прежде всего надо её найти. Но если найдёте, то выступите. Так? И её попросим. Ведь это же геройская женщина, судя по вашим рассказам. А у нас большинство молодёжи о войне смутно помнит…

В этот момент дверь кабинета отворилась без стука, и какой-то человек в застиранной до белых пятен, военного образца гимнастёрке и в резиновых сапогах сказал прямо с порога:

— Опаздываем, Пётр Степанович, я уже три раза сигналил. Время девять с четвертью. — Он вытянул вперёд левую руку, а пальцем правой постучал по стеклу наручных часов. — А нам ровно в десять быть. Дорога-то, сами знаете, какая!..

— Погоди, Егор Кузьмич, я сейчас, через минуту…

Он встал. Поднялся и Завьялов.

— Вот что, товарищ Завьялов, — сказал Лукашев несвойственным ему строго официальным голосом, — насчёт института я вам ничего не могу сказать. Как говорится, ни «за», ни «против». Но одно обещаю. Дождитесь меня. Я вернусь к вечеру. Тогда я вам точно скажу, находится ли Миронова на территории нашего города или нет. Договорились? — Он взял со стола листок бумаги. — Записываю: Миронова Ольга…

— Алексеевна, — подсказал Завьялов.

— Алексеевна, — повторил Лукашев. — А теперь идите в гостиницу. Я позвоню, чтобы вас устроили. До вечера!

20

«НЕ ВЕРЬТЕ ЕЙ, НЕ ВЕРЬТЕ!..»