Год жизни. Дороги, которые мы выбираем. Свет далекой звезды

Я подумал о том, что надо будет в ближайшие дни пригласить Горчакова к себе, показать ему строительство, угостить…

— Товарищ Арефьев!

Я обернулся. Ко мне спешила Волошина. Она торопливо перепрыгивала с валуна на валун.

«Ну, что ей еще от меня надо?» — подумал я. Она приблизилась.

— Можно вас проводить немного? Мне хочется кое-что спросить…

— Пожалуйста, — коротко сказал я, останавливаясь. Но она, поравнявшись со мной, продолжала идти вперед, и мне волей-неволей пришлось пойти с ней рядом.

— Я хотела задать вам вопрос… Я не понимаю, почему вы меня так встретили?.. — Она чуть замедлила шаг. — Вы не могли не знать, что я пришла не на прогулку, не просто для своего удовольствия. Я единственный минералог нашей экспедиции. Остальные— геологи и коллекторы. Есть петрограф… В вашем районе еще раньше была открыта интересная минерализация, поэтому я и попросилась в эту экспедицию.

Я молчал.

— Вы же меня встретили так, как будто мы не связаны общим делом, как… как муху надоедливую. А ведь вы меня совсем не знаете!

— Знаю, — сказал я.

— Что, собственно, вы знаете? — удивилась она.

— Все. Знаю, что вы молодой специалист. Окончили институт в этом или прошлом году. Верно?

— Допустим…

— Вас еще в вузе тянуло в самые трудные, в самые дальние экспедиции. Так?

— Правильно. Но какое…

— Подождите, — нетерпеливо прервал я ее, — слушайте! Вы, конечно, романтик. У вас есть мечта. Есть? Говорите!

Она снова посмотрела на меня. В ее взгляде по-прежнему были растерянность и недоумение.

— Конечно, — ответила она нерешительно. — У каждого человека, по-моему, есть мечта…

— Я знаю вашу. Вы хотите открыть новый минерал. Совсем новый, неизвестный в науке о минералах. Вся наша промышленность только и ждет этого минерала. Вы назовете его… волошит. Ведь ваша фамилия, кажется, Волошина?

Она остановилась. Теперь ее глаза были полны слез. Но я не щадил ее:

— Вы уже давно знали, что откроете этот минерал. Еще в институте. А может быть, и раньше, когда решили идти в геологический. Вам все нипочем. Вы в два счета проникнете в эти недра и эти горы. Смотрите, они сто тысяч лет только вас и ждали.

Мы стояли друг против друга. В глазах девушки уже не было слез. Они были совершенно сухими. Только на щеках ее горел румянец. Но я не мог остановиться.

— Я знаю все наперед, — продолжал я. — Начнется зима. Ваши палатки занесет снегом. Потом наступит кромешная ночь. Будут дуть страшные ветры. И тогда вы поймете разницу между своей мечтой и действительностью. Вы забудете о своем минерале. У вас появится другая мечта: бежать отсюда…

— Послушайте, — неожиданно звонко крикнула Волошина, — прекратите сейчас же!.. Я… я не хочу больше говорить с вами! Идите пугайте других! И в туннель я приду, потому что это не ваш туннель, а наш, наш общий! Я ни слова не сказала профессору о том, как вы меня приняли, — думала, это так, случайность, человек расстроен: я слышала, у вас план не выполняется… Но я своего добьюсь, если понадобится, я сама пойду к директору комбината, и в парорганизацию пойду, вот!

Внезапно Волошина резко повернулась и пошла обратно к палаткам. Она шла быстро, не выбирая дороги, споткнулась — ушиблась, видно, но, не останавливаясь, пошла дальше, то скрываясь меж валунами, то взбираясь на них.

3

Еще издалека я увидел, что на крыльце нашего дома кто-то сидит. Человек расположился на ступеньках спиной ко мне, и, только подойдя ближе, я узнал Полесского, исполняющего обязанности редактора нашей городской газеты. Эти обязанности он выполнял уже около года, потому что редактор газеты, пожилой человек, страдал гипертонией в очень тяжелой форме и давно уехал в Москву для длительного лечения. Поговаривали, что он вообще к нам не вернется и Полесского назначат редактором.

Но то ли потому, что редактор все же должен был вернуться, то ли по другим причинам, только он до сих пор подписывал газету «и. о.».

Рассказывали, что у Полесского довольно сложная, трудная биография. В молодости он работал в московских и ленинградских газетах; говорили, что подавал большие надежды как литератор, выпустил повесть или роман, который мне не приходилось читать. Но потом пошел «под уклон». Он стал пить; выпивал он часто и у нас, в Заполярье, где до недавнего времени это как-то и не считалось большим пороком. Настоящая фамилия Полесского была Пыхов.

Он увидел меня, только когда я подошел почти вплотную к крыльцу.

— Привет начальству! — крикнул Полесский, вставая и протягивая мне руку. — А я тебя жду, Арефьев. Нужна статья. В рабочее время, я знаю, тебя не поймаешь и не уговоришь. А сегодня ты от меня никуда не денешься. В дом приглашаешь?

Мы поднялись ко мне.

Я жил все в той же комнате, что и год назад. Соседнюю, где когда-то жила Светлана, теперь занимал Трифонов, секретарь нашей парторганизации. Обставлена моя комната была небогато. Кровать, стол, который служил и столовым и письменным, два стула, этажерка с книгами — вот, пожалуй, и все.