Год жизни в Петербурге или Невыгоды третьего посещения

Я положила шляпу и старалась принять важный вид, что было почти невозможно, потому что приступ к объяснению моей доброй и что-то не на шутку расходившейся приятельницы казался мне удивительно как похож на увещание, которое Сганарель делает Дон Жуану[26] и на которое тот отвечает: О, le beau raisonnement!..[27] Я боялась, чтоб и мне не пришлось того же подумать, если уже не сказать. Однако ж я села на стул и приготовилась терпеливо слушать.

— Ничто не обличает в вас, — начала говорить госпожа С…ва, — той энергии, которая таится в душе. В виде вашем нет ничего похожего…

Стукнула дверь, и у меня отлегло от сердца. Как я рада была, что пришедшие гости помешали продолжению этого смешно-торжественного рассказа или, лучше сказать, разбора моих недостатков. Я встала со стула, на котором сидела как wcezorowanego.[28]

— Прощайте, mon ami! Надеюсь, глаза мои до завтра никуда не денутся, и завтра они будут готовы на жертву вашим обличениям; я прийду вечером.

С…ва ухватила меня за руки:

— Нет, нет! Ради бога, не уходите! Теперь все уже прошло. Ведь я сказала вам, что была в дурном нраве, и в этом состоянии мы обыкновенно смотрим на вещи неблагоприятно и видим их не такими, как они в самом деле, но такими, как показываются нам сквозь тот мрак, который на ту пору затемняет свет ума нашего.

— Все так, всему верю! Но, ради бога, дайте мне свободу идти отсюда, прощайте.

— Прощайте, упрямый человек! Сегодня послала я своего мальчика к Гл…ву спросить, не надобно ли ему еще сколько-нибудь экземпляров книги «Кавалерист-девица»? Вот как не завидна их участь! А обязательный Г-ч говорил, что к новому году не останется ни одного. Сколько еще новых годов пройдет прежде, нежели эта красная груда исчезнет наконец с моего стола! Правда, книг моих разошлось много, большая половина, но все это не в том виде, в каком бы должно было. Все это пошло то в уплату, то в награду, то за долг, то за труд, то за ласку, то за грубость, то сам уже бог знает один за что!

— Я знаю приятную новость для вас, топ ami, — говорила мне госпожа С…ва, — очень, очень приятную! сказать? Что дадите?

— Скажите даром, у меня ничего нет. Благодаря моей глупости, я теперь, кроме искреннего желания добра моему ближнему, ничего дать не могу. А это такая монета, которая не имеет никакого веса; итак, говорите даром.

— Хорошо. Вчера приезжала ко мне госпожа Т-ская, думала найти вас у меня и велела мне сказать вам, чтоб вы приехали к ней завтра непременно; что одна знатная дама ей как-то сродни или давно знакома, не знаю хорошенько, желает узнать вас и быть вам полезною; что дама эта очень богата, очень добра, очень умна, очень благодетельна, имеет необыкновенный образ мыслей, редкие качества и ко всему этому… Ну, да где все то пересказать, что говорила об ней Т-ская. Поезжайте сами к ней, как она просила, завтра непременно. Что ж вы так пасмурно слушаете мое донесение? Я думала вас обрадовать.

— Ничего, мой добрый друг, прощайте! Сегодня мне некогда сидеть у вас, я пойду к Е…р…а.

— Опять к Е…р…а? Да давно ль вы у него были?

— Недели две назад, но он просил меня бывать у него часто и запросто.

— Ну так прощайте, поезжайте же завтра к Т-ской.

Я шла задумчиво к дому господина Е…а: сколько уже знатных дам предлагали мне свое знакомство! Свое не прочное, не обязательное и на одном любопытстве основанное знакомство!.. Что мне в нем?

Подошед к подъезду дома господина Е…р…а, я позвонила. Отперли. «Дома господин Е…р…а?» «Дома». Человек побежал доложить, а я между тем вошла в залу. Чрез минуту пришел Е…р…а со шляпою в руке. Он сделал вид изумления, как будто приход мой был для него нечаянностию. Видно, человек не успел доложить, — думала я. Однако ж шляпа в руке была такой талисман, который не позволял мне оставаться у господина Е…р…а долее одной минуты. Я простилась, сказав, что зашла к нему на секунду узнать только, куда переехали общие наши знакомые, семейство Р-х. Он сказал мне теперешнее их местопребывание, и мы вышли из дому вместе. Мне и на мысль не приходило, что шляпа в руке была один только отвод, которым посещение мое, как громовой удар, отведено было в сторону! Однако ж это так было, я после узнала, что как только я повернула за угол дома, Е…р…а воротился. Это было третье посещение.

— Я не знатная дама, Александр Андреевич, не могу прислать за вами кареты, знакомство со мною не польстит вашему самолюбию, но если вы будете так снисходительны, что приедете ко мне, то я надеюсь, что не будете раскаиваться, сделав эту честь. Поверьте, поверьте, что я буду уметь оценить ее…

Так говорила мне молодая и прекрасная госпожа Гиз…, пожимая руки мои и смотря в глаза мне своими до очарования прелестными темно-голубыми глазами, со всем выражением искреннего дружества.

— Пожалуйте ко мне завтра.

— Извините, завтра не могу, но я приеду к вам, как только буду иметь возможность это сделать. Когда можно застать вас дома наверное?

— Всегда; я не веду рассеянной жизни.

— Итак, я постараюсь быть у вас, как могу скорее.