Год жжизни

Мне было плохо его видно, сидел он в пятом ряду, но от него исходила для меня какая-то тревога. И минуте на двадцатой спектакля я разглядел, что человек закрыл глаза, лицо его абсолютно вытянулось и стало ужасно бледным. Если бы с ним рядом не сидела женщина, я бы сразу забил тревогу. Но с ним рядом сидела взрослая женщина, которая держала его за руку. Я еще пятнадцать минут наблюдал эту картину, а лицо человека становилось уже совсем неживым. Мне доводилось такое наблюдать, это очень страшно. А женщина была спокойна и даже смеялась и аплодировала. В конце концов, когда у мужчины безжизненно отвисла челюсть, я остановил спектакль и обратился к женщине с вопросом: «Может быть, есть какие-то проблемы?» Она отрицательно помотала головой. Но, знаете, я ей не поверил. Я обратился к залу с вопросом, есть ли среди зрителей доктор. Зал был в замешательстве. Я, как смог, быстро объяснил ситуацию. Ряда из восьмого встала женщина, сказала, что врач. Она быстро осмотрела совершенно неподвижного и безжизненного человека и очень спокойно попросила вызвать «скорую». Потом я попросил мужчин помочь уже потерявшего сознание человека вынести из зрительного зала. В итоге его увезла «скорая». Минут пятнадцать я развлекал публику какими-то дорожными историями, дожидаясь возвращения тех людей, которые ушли помогать. Через некоторое время спектакль продолжился. Я не очень понимаю, как его доиграл, а сразу после спектакля у меня было только одно желание — выпить коньяку или водки. Но вроде бы удалось довести спектакль и не провалить его. А мужчину, я точно знаю, довезли до больницы живым, и я думаю, что его жизнь вне опасности. Хотя постараюсь узнать подробнее. Доктор, которая оказывала ему помощь, на спектакль не вернулась, но ей уже передали билеты на другой спектакль. Вот такие бывают приключения. Хорошо, что мне удалось разглядеть его в зрительном зале. А странное поведение его спутницы не оставляло ему никаких шансов выжить; когда его выносили, он уже практически не дышал. Чёрт возьми, мы живем в таком мире, в котором нужно быть очень внимательными друг к другу.

Подводники, когда уходили надолго в автономное плавание, часто писали письма домой заранее. Напишут много и попросят кого-нибудь из друзей раз в неделю отправлять их, чтобы дома не беспокоились. Может и мне так же… перед выездами на гастроли… шутка.

30 марта

Ну вот и закончился мартовский тур по Уралу с заездом на юг. Завтра в Москве сыграю спектакль и смогу поехать на неделю домой. Как всегда после гастролей, грусть и усталость. Что-то в этот раз они выдались утомительными. Тяжёлым был спектакль в Ростове из-за хамского поведения местного фотографа. Я уже потом, после спектакля выяснил, что это был профессиональный фотограф, который работает не для определенного издания, а существует на вольных хлебах.

Вообще-то я хорошо отношусь к людям этой профессии, сам когда-то хотел быть фотографом…

Но этот человек в Ростове мало того, что вёл себя пренебрежительно и откровенно по-хамски, он ещё соврал, сказав мне, что не фотограф: если бы я знал, что он профессиональный фотограф, который пришёл на спектакль без билета для того, чтобы самому заработать, я, конечно же, потребовал бы его ухода. Но он сказал, что он зритель. Я не знал, что делать. За многолетнюю практику не сталкивался с таким циничным хамством и спокойной грубостью. И весь спектакль удивлялся, как может пойти и купить билет человек, так негативно настроенный и ко мне, и к спектаклю, и ко всем людям вообще.

Когда ехали из Ростова в Волгоград, встретили большую воинскую колонну. Бесконечное количество лёгкой бронетехники и ещё большее количество грузовиков с солдатами. Колонна растянулась на несколько километров. Тягостное и какое-то уж очень несовременное зрелище. Из-за медленного движения колонны пришлось долго тянуться вместе с военными в одном строю. Почему-то я на это сильно отреагировал. Может быть, напомнило собственную службу, не знаю.

Во всём этом туре довелось повидать много грубости и жестокости, чего я давно в таком концентрированном виде не встречал. В Тюмени, прямо в гостинице, видел серьёзную, жестокую драку. Дрались хорошо одетые и очевидно небедные люди. Дрались умело, явно бывшие спортсмены лет сорока — сорока пяти. А в Магнитогорске и Волгограде видел молодёжные драки, жестокие и кровавые. И те ребята, что были с нами и тоже видели происходящее во всех трёх городах, с грустью реагировали на увиденное, и в их грусти сквозило: вы-то уедете, а нам здесь жить. А во мне грусть отзывалась, во-первых, подробным знанием происходящего, потому что я-то ведь не с Луны упал на эту землю, я много лет прожил в Кемерове. Я всегда стремился и стремлюсь к тому, чтобы ничего подобного не ощущалось в атмосфере моих спектаклей. И мне сейчас обидно и стыдно за тот гнев, который я испытывал к тому фотографу в Ростове.