Год жжизни

После второго спектакля ко мне на сцену Хабаровского музыкального театра вышел из зала Джамал Беридзе, с которым мы вместе служили, про которого я написал в книге «Планка» и которого разыскивал двадцать лет. Несколько раз, будучи в Тбилиси, я в прямом эфире разных программ и грузинских телеканалов обращался с просьбой ко всем, кто слышит, помочь разыскать моего сослуживца Беридзе. Мои грузинские друзья пытались его найти. Я не знал его отчества, знал приблизительно год рождения, а также то, что он родился и жил недалеко от Батуми, кажется, в поселке Махинджаури. Но Беридзе в Грузии больше, чем у нас… Ивановых, например. А Джамал, оказывается, в Грузию после службы не вернулся, остался на Дальнем Востоке. Он не знает, что я написал про него в книге, видел меня иногда по телевизору и читал в каких-то газетах и журналах. Он давно уже для друзей и знакомых не Джамал, а Дима или дядя Дима, не потолстел, не похудел, только здорово поседел… Как же мы с ним выпили водки!!! Я не припомню, чтобы так напивался в этом веке. Когда мы расстались, я сидел в баре и рыдал, рыдал от пьяного изумления и неспособности справиться с навалившимися на меня ощущениями прожитых лет, остро нахлынувшей юности, дружбы, чего-то непроходящего и на самом деле давно ушедшего. А на следующий день я улетел во Владивосток.

Как же грустно было улетать! Уж очень у нас большая страна. Всегда есть чувство сильного расставания с владивостокскими друзьями и тревожное колющее сомнение по поводу того, побываю я здесь когда-нибудь ещё или нет. Сходили на катере на Русский остров, побывал на руинах моей воинской части. Три года назад руины были более фундаментальными, за это время произошли очень большие разрушения. Такое чувство, будто кто-то включил ускоренные коррозию, ветшание и тлен. Ещё три года назад я мог зайти в помещение, где когда-то стояла моя койка и проживала седьмая учебная рота. Сейчас уже туда не войти, обрушилась даже лестница. Видимо, так тому и быть. Взял с развалин кирпич, притащил в Москву. Обязательно дотащу до Калининграда, пусть лежит Дома, красивый, старинный: эти казармы строили ещё до революции, сразу после Русско-японской войны.

11 июня

Периодически кто-нибудь в комментариях пишет мне такую фразу: «Слишком много текста». Ох, с какой же радостью я баню авторов этого высказывания! Гуляете по Интернету — гуляйте в другом месте, не заходите на эту территорию. А одна, судя по всему, барышня, написала мне по поводу предыдущего текста: «Не лень вам было тащить кирпич через всю Россию?». Хотел я ей сказать, что она дура, но этого делать не стал. Не лень, красавица, не лень! Мой кирпич, куда хочу, туда и таскаю. А ещё я очень неленивый человек. Как же иногда меня раздражает глупость! Порой думаю, что привык, а тут как-нибудь натолкнешься на особо инициативную дурь, и сдерживаться даже не хочется. Но дурой я её не назвал, удержался — воспитывали так.

До сих пор не могу отойти от встречи с Джамалом. У него очень непростая жизнь последние двадцать лет, он за три минуты рассказал мне свою историю, и у меня было только одно желание, которое я тут же и осуществил: я обхватил голову руками со словами: «Боже мой! И как ты ещё жив остался?!» А он жив, по-житейски силён и даже спокоен. Когда мы встретились, он уже минут через десять забыл о том, что я известный писатель и артист, вёл себя по отношению ко мне покровительственно, как когда-то на службе, где всегда старался меня оберегать, ощущая себя большим, сильным, умным и знающим жизнь, а меня — странным, чувствительным и не очень приспособленным к этой самой жизни. Он не знает, что я про него писал, и я думаю, что ему не нужно этого знать, во всяком случае, я не стал ему об этом рассказывать. Зачем? Он человек по-настоящему застенчивый, еще застесняется. Но уж точно не возгордится, так что пусть будет всё как есть.

Когда бродил у руин тех зданий и казарм на Русском острове, увидел одну картинку, которая украшала стену нашего ротного помещения. Рисовал её очень маленького роста армянин. Не помню, как его звали. Работал он над своим шедевром долго, нарочно тянул время. Видно, что после создания «фреска» не раз обновлялась, там даже появились какие-то другие детали. Но на борту корабля хорошо виден номер: 085. Это он специально написал год создания шедевра. Облетает фреска, и стена скоро рухнет. Должен сказать, что в этом исчезающем состоянии картина выглядит лучше, чем когда была новая, в ней даже появился какой-то потаённый художественный смысл (улыбка).