Год Змея

Эта палата, освещенная неверным светом лампад, янтарно-гагатовая, была посвящена матери Сармата. Малика Горбовна касалась выпуклого изображения на одной из стен – рыжеволосая красавица-княгиня, любившая украшения и буйного третьего сына, проклятая по велению своего первенца, князя Хьялмы из Халлегата. Не было у Сармата жены, способной понять княгиню лучше, чем Малика Горбовна. И в той, и в другой бежала кровь старого княжеского рода. И ту, и другую насильно лишили семьи. И едва ли кто-то, кроме ее сыновей, провел наедине с Матерь-горой больше времени, чем Малика. Молодая женщина чувствовала: сейчас, спустя несколько лун, ей удавалось угадывать, куда ведет та или иная самоцветная дверь, как свернуть в нужный коридор. Конечно, даже спустя десять лет Матерь-гора не открыла бы Малике путь на волю. Но теперь княжна научилась не сбиваться с пути – это радовало.

Картины на стенах показывали, как княгиню Ингерду выдавали за нежеланного жениха, того, кто был старше ее в три раза и кому она спустя годы родила пятерых сыновей. Малика невольно вспоминала и собственную свадьбу, кроваво-шелковую, убранную золотом, гранатом и киноварью. Марлы вели ее к Сармату-змею, богатую и красивую, с полными руками, расписанными ритуальными узорами. Кажется, ей рисовали знаки даже на гордом лице – Малика помнила плохо. Было душно, пряно и беспокойно. Вокруг нее пели, бренчали серьгами и браслетами, расстилали перед ней дорогие ткани. А потом княжна увидела Сармата, которому больше всего на свете хотела вцепиться в горло.

Обязательно вцепится, но не сейчас. Время, проведенное в одиночестве в чужих чертогах, научило Малику терпению. Снова вспомнился Хортим, который наверняка бы гордился ею, – жаль, что брат не ведал этого.

– Вот уж не думал, женушка, что встречу тебя здесь.

Малика неспешно отвернулась от стены и провела взглядом по мягкому темному ковру, по длинному пиршественному столу, уставленному золотыми чашами и пустыми блюдами. Чертог, посвященной княгине Ингерде, был таким же, как и этот стол: узким, но длинным. Сармат стоял у дверей – точь-в-точь как в тот день, когда Малику только готовили к их свадьбе.

– Очередное полнолуние? – спросила она, слегка кривя губы.

– О да.

– И какой сейчас месяц? – Княжна медленно прошла к одному из тяжелых стульев.

– Ноябрь, – беспечно ответил Сармат, двигаясь к ней навстречу. – Скоро зима.

Малика дернула плечом, отбрасывая за спину незаплетенные волосы – густые, вьющиеся, медовые, в которых позвякивали золотые украшения. Малика не желала их надевать, но марлы были настойчивы. И платье ей выбрали они – тоже тепло-янтарное, с расшитым рядом пуговиц и зауженными у запястий рукавами.

Она взяла со столешницы золотой кубок, в который каменные слуги сувары недавно налили вино.

– Что-то ты не рада встрече, душа моя, – вздохнул Сармат, останавливаясь напротив.

– А должна?

– Я извинился за то, что сделал с Гуратом, – напомнил он, и Малика вскинула черные брови.

– О, – протянула, усмехаясь. – Извинился.

– Ну, полно, женушка. – Сармат склонил голову, а Малика глотнула вино. – Если захочешь, я построю тебе сотню таких городов, и все равно новый Гурат будет лучше каждого из них.

– Построй, – княжна качнула плечами, – но какой тебе в этом прок? Все равно скоро вновь станешь вдовцом.

Сармат обошел стол и, постукивая костяшками по спинкам стульев, замер перед ней.

– Я же сказал, что ты не умрешь.

– Ты вообще много говоришь, но что из этого правда? – Большой палец Малики очертил кубок.

– Не все, – признался Сармат, похлопывая себя по бедрам. – Но – взгляни. Будешь мне княгиней, Малика Горбовна, лучшей и богатейшей из княгинь. У твоего рода много врагов, страшных, кровных, и в моих силах оставить от них лишь пепел. Семья хана, убившего твоего старшего брата…

Малика поперхнулась.

– Ты слишком много знаешь для того, кто круглый год сторожит сокровища в своей горе.

– …неверные кмети, замышлявшие заговоры против твоего отца. Другие князья – есть ли кто-то достаточно могущественный, чтобы вы с ним не ладили?

Есть. Мстивой Войлич из северной твердыни.

– У моей княгини не будет врагов, – прошептал Сармат. Малика откашлялась и отставила кубок, который тут же взял ее муж: – Твое здоровье, женушка.

И выпил.

– Гладко стелешь, Сармат-змей, – медленно проговорила Малика, – только спать жестко.

Но ему и самому надоело хвалиться – вспомнил, что ночь не настолько длинная, чтобы тратить ее на одни разговоры.

– Есть то, с чем даже ты не поспоришь, – выдохнул он, делая шаг. – Никто, кроме меня, тебе не ровня – ни по роду, ни по богатству, ни по величию. Может, лишь князь из Волчьей Волыни, ну да что о нем говорить? Кажется, он враг тебе?

Сармат тоже был ее врагом, и Малика ненавидела его гораздо сильнее Войлича.

– Знаешь, Малика Горбовна, – говорил он, подтягивая ее к себе за локоть, – у тебя не худший муж.

Медовый свет лампад дрогнул, бросая жалобные отблески на картины из жизни княгини Ингерды. Малика почувствовала горячее дыхание на своей шее.