Годори

... Слышишь, что ли, гого? Может, тебе плохо? Хочешь, воды принесу? ("Почему мне должно быть плохо?" - удивилась Лизико.) Не знаю, перепугала меня до смерти... Я и подумала... С перепугу Людовика позвала. Слыхала бы, какими словами он тебя благодарит, прямо не знаю... Нынче пришел, жалкий такой, молчит, ровно воды в рот набрал. Даже, похоже, кто-то его поколотил, вот ведь беда! Поверил его кизиловой палке-указке и врезался в грузовик... Номера с обоих послетали, как листья по осени... Твои котлеты насилу ему впихнула. Смущался, но съел. И уж так тебя благодарил! Это, говорю, не о тебе наша больная печется, а просто здешнюю пищу не ест, не приучена... Желудок не принимает... А он... "Нет, - говорит, - не будь она хорошим человеком, жизненные обстоятельства не привели бы ее в сей дом скорби..." Вот ведь как складно говорит. "Она, я так думаю, прямая потомица своих давних предков, того славного народа, что некогда жил на этой земле... Вы, говорит, - прежде были великим народом, вас очень ценили и уважали. Если бы не вы, кто знает, может быть, и крест класть давно разучились бы..." Вот так чудно говорит, бедолага. Если не знать, и не подумаешь, что - сумасшедший. "Раньше, - говорит, - раз в неделю ангелы в небесах на вашем языке Бога славили, а теперь вы на земле друг друга понять не можете...

Вы, - говорит, - уже и не тень тех давних, а хуже. Лучше б мне в дороге помереть или погибнуть от разбойников, только бы не видеть вас в таком виде..." А родом он то ли из Болниси, то ли из Болини, не разобрала, не запомнила... И имя чудное. Говорит и плачет, слезы по бороде так и текут, и при этом твои котлеты уминает... "А доброта эта у вас, - говорит, - от них еще осталась..." Что б ему, непутевому, ей-Богу!.. Душу разбередил. Слушаю, разинув рот, и тоже плачу... Ты-то чего ревешь, - говорю

себе, - дура ненормальная, ты-то куда? Что тебе за дело до былого, если вчера что ела, не помнишь... ("Тетя Лена, я полюбила нездоровой любовью свекра и заживо похоронила отца", - сказала Лизико.) Ну конечно! Так мы тебе и поверили... И отец ваш изволил намедни здесь быть, и свекор тоже. Отец со всеми поручкался, и со мной, и с Людовиком тоже... А свекор пригрозил всех на улицу выгнать и живьем спалить, если с тобой что случится... Слышь, гого?! Мы-то тут при чем, объясни, ради Бога?! Кто нас спрашивает?! Этот на площади Вачнадзе за регулировщика себя выдает. Я тут хозяйничаю помаленьку... Сама себе и больная, и доктор... Ведь ни доктора на месте, ни больных... Хотят - приходят, хотят - уходят, кто по переходам попрошайничает, кто по карманам шурует, не знаю, а есть, которые помоложе, возле цирка стоят1. Это я от Людовика слышала. Вот уж точно - цирк! Надо и мне как-нибудь сходить туда, постоять, посмотрим, ошибется кто или нет. И ты пойди. Вместе пойдем. Вдвоем проще... Ты-то еще ничего, слава Богу, а на меня и смотреть уже не на что, глаза, что мною любовались, совсем ослепли... Я ему говорю: милиция на улицу носа не кажет, кто тебя-то заставляет? Чего покоя себе не даешь? Сидел бы в своем Болниси или Болини, как оно там прозывается. А он в ответ: "Это-то меня и понуждает и гонит, чтобы вовсе бесхозной ваша земля не осталась, чтобы враг не сказал - и впрямь им конец. Пусто место, хоть и свято. Все..." Слыхала: в стране без собак кошки лают. Вот и я у вас вроде той кошки... Попробуй переспорь такого, переговори черта хитроумного. Знай - его благодарность добром обернется. Уж как он тебя благодарит, Бога за тебя молит! А мужская молитва - не нашей чета, в ней силы больше. Господь к мужчине прислушивается. ("Тетя Лена, вы знаете, что значит "аракшом тижурк дан мобуд?" - спросила Лизико.) Что ты такое спрашиваешь, гого? У меня и так голова кругом... Что? Сухуми, говоришь, пал?2

----------------------------------------------------------------------

1 Около цирка "биржа" тбилисских проституток.

2 По-грузински в перевертыше слышится: "Кажется, пал Сухуми".

----------------------------------------------------------------------

На каком же это языке? В Сухуми только раз была, в девичестве еще. С соседкой поехала. Она что-то на продажу повезла, и я увязалась. Бог свидетель, я там моря не видела. Из поезда - да! Целый час, если не больше, по берегу ехали, даже перепугалась, как бы поезд туда не свалился, а в

городе - нет, не видела; что Сухуми, что Телави... ("Аракшом тижурк дан мобуд", - повторила Лизико.) Чего не понимаю, того не понимаю. Состарилась, считай, а такого не слышала... ("Знаете, что это значит? Мошкара кружит над дубом. Есть такая песня, старинная. Мошкара кружит над нами, тетя Лена, извела мошкара. Аракшом тижурк дан мобуд", - сказала Лизико.) Лучше я тебе кусочек кекса принесу. Сегодня ведь ни крошки в рот не брала. Кекс вкусный! Пальчики проглотишь. Мачеха твоя принесла... То есть мать, я хотела сказать... Ну, так как? ("Съешьте сами", - сказала Лизико.) Мы уже покушали. А ты через силу должна есть. Как поправишься, если не есть? ("Я не поправлюсь, тетя Лена", - сказала Лизико.)