Годори

Но, кроме безлюдных пустошей, колючей стерней затянутых,
я не нашел ничего… Исчезла страна, населенная
благочестивым народом, добрым, щедрым и доблестным,
заботливо огражденная высокими, прочными стенами,
с грозными цитаделями на каменных кручах гор,
верным друзьям в утешенье, на страх вероломным врагам…
Знаю, сударыня, — всякое в этом мире случается:
лавинами и обвалами тысячи сел сметены
и города во множестве гневом вулканов разрушены
и заживо похоронены под пеплом, Господь упаси!
Да и стран немало раздавлено колесом беспощадного времени
и с равнодушьем пугающим стерто с лица земли…
И все-таки я не верю, что Грузии тоже не стало,
что она разделила их участь и… ее больше нет…
Все мои предположения развеяны и опровергнуты,
истерлось перо гусиное и высохло море чернил…
Кажется, не найти мне того, что искал так долго…
Но я не бросаю оружия и впредь, пожалуй, не брошу,
ибо, вернувшись на родину, вдруг не найду на месте
не только вечного Рима, но даже… Нет! Трудно вымолвить…
Уж лучше пусть все по-старому — в лечебнице скорбных душою
доедать котлеты, оставленные несчастными сумасшедшими,
и продолжать искать…
В сущности, ведь потеря предмета долгого поиска
вовсе не означает, что этот предмет исчез.
Навсегда мы лишь то теряем, с потерей чего примирились.
Но если без обретения жизнь не имеет смысла,
тогда оно возвращается, точнее — рождается заново,
и однажды,
как земля из вод
иль как из молока головка сыра,
восходит в ослепительном сиянье…

Тут в каштановых деревьях опять затрещала сорока, и Лизико раскрыла глаза.

2002 г.