Годуновы. Исчезнувший род

Первым делом Годунов взялся за Казань. Он больше умом, нежели мечом, успокоил мятежных черемисов. Усмирив Казань, Борис вторично покорил Сибирь. Также продолжались отношения с Литвой и Англией, велись переговоры с Персией. Так, в течение первых лет царствования Федора – и фактического правления Годунова – проводилась внешняя политика. Скорее осторожно, чем смело, не без хитрости и не без успехов, с помощью угроз и обещаний. Внутри страны все было относительно спокойно. Была проведена перепись людей и пашенных земель, заселялись пустующие земли, возводились новые города. Ко времени правления Бориса при царе Федоре относят состоявшееся в 1589 году учреждение патриаршества, сравнявшее первосвятителя русской церкви со вселенскими восточными патриархами и давшее ему первенство перед киевским митрополитом. Еще одним важным событием отечественной истории стала отмена Борисом Юрьева дня, то есть права свободного перехода крестьян от одного владельца к другому. Указа о прикреплении не сохранилось, но он, судя по всему, должен был относиться к первым годам царствования Федора, как видно из царского указа 1597 года. Целью отмены Юрьева дня было обеспечить государственную службу помещиков и платеж повинностей, что как раз и требовало оседлости земледельческого класса. Прикрепление совершилось в интересах мелких служилых людей, которые при праве свободного перехода не могли выдерживать конкуренции с крупными светскими и духовными землевладельцами – те могли предложить крестьянам более выгодные условия. Однако не стоит считать Годунова основателем крепостного права. Оно было создано скорее жизнью, нежели законодательным актом.

В 1591 году произошло событие, сильно повлиявшее на судьбу всей Росси и на ее дальнейшую историю: 15 мая в Угличе при невыясненных обстоятельствах погиб царевич Дмитрий. Всех, кто был заподозрен в совершении этого преступления, жители Углича собственноручно перебили. Следствие, произведенное на месте особой, присланной из Москвы комиссией, выяснило, что, так как у царевича случались припадки, он, скорее всего, был не убит, а случайно зарезался во время игры с ножом. Народная молва же обвинила в убийстве Бориса Годунова. Виноват ли Борис в преждевременной смерти царевича и насколько он причастен к этому страшному преступлению, до сих пор не ясно. Но так или иначе, препятствия между Борисом Годуновым и царским троном больше не было, поскольку наследников царского рода не осталось. Поэтому, когда умер царь Федор Иванович, а овдовевшая Ирина постриглась в монахини, отказавшись от трона, народ обратился к Борису Годунову.

Узнав о пострижении Ирины, духовенство, чиновники и простые граждане потянулись в Кремль, где государственный дьяк и печатник Василий Щелкалов, напугав их возможными последствиями анархии, требовал, чтобы они целовали крест, присягая Боярской думе. Но люди не спешили слушать дьяка. Они кричали: «Не знаем ни князей, ни бояр; знаем только царицу: ей мы дали присягу и другой не дадим никому; она и в черницах мать России». Печатник посоветовался с вельможами, после вновь вышел к собравшимся и сказал, что Ирина более не занимается делами царства и что народ должен присягнуть боярам, если не хочет видеть государственного разрушения. Однако в ответ единодушно прозвучало: «И так да царствует брат ее!» Ни один человек не дерзнул ни возразить, ни промолчать, все восклицали: «Да здравствует отец наш, Борис Федорович! Он будет преемником матери нашей царицы!» Немедленно всей толпой направились в Новодевичий монастырь, где патриарх Иов, обращаясь к Ирине от имени Отечества, заклинал ее благословить брата на царство, которое она сама оставила из любви к Господу, и исполнить тем самым волю Божью и народную. Люди плакали, плакала и Ирина. Иов обратился к самому Борису: предлагал ему корону, называл его «свыше избранным для возобновления царского корня в России, естественным наследником трона после зятя и друга, обязанного всеми успехами своего владычества Борисовой мудрости». Годунов клялся, что никогда в жизни не мечтал о троне и никогда не дерзнет сменить на нем усопшего царя-ангела, его отца и благотворителя; говорил, что в России предостаточно бояр и князей куда знатнее и достойнее его; но из признательности к народной любви обещался вместе с русскими людьми пуще прежнего радеть о государстве. На эту заранее подготовленную речь патриарх ответствовал подобной, насыщенной историческими примерами; упрекал Годунова в излишней скромности и даже в неповиновении воле Божьей; доказывал, что Господь готовил Борису и его роду на веки веков державу Владимирова потомства.