Годы эмиграции

В частности, приятели мои Аркадий Зак и Григорий Герб поместили в "Новом Русском Слове" против меня "Письма в редакцию" с выражением своего несогласия со мной и порицанием за недостаточный патриотизм, Когда же война кончилась и в прошлое ушли бывшие иллюзии, ею порождаемые, оба, Зак и Герб, в разное время, при встрече, обратились ко мне с тождественными словами не извинения, а признания: "А знаете, Марк Веньяминович, вы были правы, когда писали то-то и то-то, а я спорил с вами" .. . Они не успевали кончить, как услышали в ответ: "Очень рад, что вы, хоть и задним числом, признали, что я был прав. Но почему свое несогласие выразили вы публично, в печати, а нынешнее признание - как бы по секрету, мне на ушко?! Почему бы вам не написать новое письмо в ту же редакцию? . ."

Ни тот, ни другой нового письма не написали (или его на напечатали!). Во всяком случае в "истории вопроса" и они остались в числе осудивших меня и мои взгляды.

12-13-я книжка "За Свободу" почти целиком была посвящена некрологам: Авксентьеву, Милюкову, Кролю, Эрлиху и Адлеру, Ингерману. Мое сотрудничество в "За Свободу" продолжалось из книжки в книжку до самого прекращения журнала на 18-м номере в июле 1947 года, уже по окончании войны. Эта последняя книжка была самой объемистой.

Последние два листа в ней посвящены были "Расстрелу А. Гоца и М. Либера" на основании только что {175} дошедших в Нью-Йорк сведений от заслуживавшего всяческого доверия скандинавского социалиста, который свидетельствовал, что в октябре 1937 года видел Гоца и Либера и слышал от них, заключенных вместе с ним и 10-ю тысячами других узников в тюрьме Алма-Аты, что с них снят был допрос и они прошли "нечеловеческие муки". Вместе с обращением нашей нью-йоркской партийной группы Заграничной делегации РСДРП к общественному мнению мира, на печатано было в выдержках "Письмо свидетеля" - упомянутого выше скандинавского социалиста (Не могу не оговорить, что дошедшие до меня много позднее сведения из родственных Гоцу кругов, как будто вполне достоверных, не подтвердили сообщения скандинавского социалиста о расстреле после нечеловеческих мук Гоца и Либера. Засекречение советской властью своих злодейств лишает возможности проверить и установить подлинный факт, даже когда он благоприятствует ей.).

Как только кончилась война, в июльском, 16-м, номере "За Свободу" появилась моя острополемическая сводка "Капитулянты, выжидающие, непримиримые" - об отношении различных эмигрантских групп к советской попытке приписать себе главную роль в освобождении Европы от наци и фашистов. Об этом уместнее будет рассказать позже, в связи с общей характеристикой отношения русской эмиграции во Франции и Америке к победоносному завершению войны.

Моя переписка с Зензиновым из корнельской, а потом из боулдеровской "ссылок" бывала всегда дружественной. Мы не стеснялись говорить друг другу правду и быть откровенными до конца - относительно друг друга и того, что печаталось в "За Свободу". Когда Зензинов опубликовал за свой счет, не из честолюбия, а потому что считал политически нужным, огромный труд - "Встреча с Россией" - материалы, собранные им по непосредственным следам только что закончившейся в Финляндии войны с Советским Союзом, я высказал ему свой скептицизм относительно того, заслуживали ли эти материалы столь скрупулезной и всесторонней разработки, напоминавшей подход к разработке рукописей Пушкина или, простите за уподобление, непогрешимого "Ильича". Мое мнение дисгармонировало с общим.

Не только склонный к комплиментам Алданов был "в восторге", но даже обычно не слишком благожелательный читатель и критик Набоков-Сирин, считал, что книга Зензинова "самое ценное из всего, что появилось о России за двадцать пять презренных лет". Того же мнения держался и Керенский.

В выпущенном для увеличения подписки и продажи листке Зензинов привел все лестные и отрицательные отзывы о книге, привел даже извлечение из издевательски-гнусного отзыва Леонида Белкина (бывшего видного эсера В. В. Сухомлина) в коммунистической газете "Русский голос". Перекинувшийся в лагерь коммунистов Сухомлин, отлично знавший Зензинова, позволил себе назвать этого редкого по нашим временам идеалиста "нравственным уродом, рожденным войной", русским отщепенцем" и прочее.