Годы эмиграции

Этой работой я был занят тоже четыре месяца. Работал без увлечения. Проблематическая часть была для меня ясна, я проработал ее, когда готовился к лекциям в Академии Международного Права, а потом к напечатанию их. Это мне, конечно, пригодилось, и я воспользовался кой чем для общего введения. Но существо должно было заключаться в новом, конкретном и текущем, фактическом материале, более или менее однообразном. Рукопись я обязан был сдать по-английски, что требовало ее перевода и, следовательно, должно было уменьшить и без того небольшой гонорар. В этом отношении мне повезло. Мой приятель и товарищ Мендель Осипович Левин, один из четырех редакторов и сотрудников {145} нашего непериодического эсеровского журнальчика "За Свободу", который мы стали издавать по приезде в Нью-Йорк, решил оказать дружескую услугу и взять на себя перевод моей работы почти бесплатно - за 75 долларов. Это была, конечно, только видимость вознаграждения за потраченный труд. Но Левин был не только милейший и услужливейший товарищ. Значительно старше меня, он несколько отошел от всяких дел отчасти из-за возраста, отчасти из-за пониженного слуха. Не располагая лишними средствами, он всё же и не нуждался, и перевод был для него занятием, близким к развлечению. Как бы то ни было, я и тогда, как и сейчас, чувствовал себя крайне ему признательным и избегал ему докучать даже тогда, когда у меня возникали сомнения относительно понимания переводчиком - инженером по образованию - юридических нюансов текста.

Чтобы закончить повествование о судьбе этой рукописи, приходится забежать вперед на два года, если не больше. Несмотря на войну, Комитет продолжал свою издательскую деятельность, но с изданием моей книжки дело не двигалось. Размеры написанного мною значительно превысили намеченные четыре листа. Но и это не вызвало никакой реакции. Когда проездом из Корнела в Колорадо я побывал в Нью-Йорке и зашел справиться, в каком положении моя рукопись, Сегал сообщил, что по обстоятельствам военного времени вышла задержка, но, он надеется, всё вскоре наладится, и книжка выйдет. Прошло еще года полтора... Я терпеливо выжидал. Наконец, послал запрос с напоминанием, что рукопись - не табак и не вино, если ее "выдерживать", она теряет, а не выигрывает. Не получив ответа, я решил, что терять нечего, и написал, как мог, по-английски, слишком пространное письмо с изложением истории вопроса - судье Проскауэру, главе Комитета, и фактическому руководителю делами Джону Слаусону. Немедленно получился телеграфный ответ - работа будет напечатана не позднее двух недель. Так и было. Опять написанное мною - двумя годами раньше - было сведено к размерам солидной, убористым шрифтом напечатанной брошюры. Профессор Готшалк предпослал ей предисловие, в котором подчеркнул значение, которое приобрела проблема бесподданых после первой мировой войны и, повторно, после второй. В заключение помянул и меня добрым словом.

В прошлом, не сдав еще окончательно свой "Трансфер населений", я вынужден был думать о следующей работе и о будущем ее заказчике. В подобном же положении я очутился снова. И задолго до выхода в свет "Положения о бесподданых", я уже задумал новую работу, с предложением напечатать которую обратился к четвертой еврейской общественной организации, тоже интересовавшейся во время войны издательством политико-юридических книг.

Это был тот же привезший нас в Америку Еврейский Рабочий Комитет. Я знал по имени, но не был знаком с его заправилами: Минковым, Хенкином, Патом, Табачником и другими. Не помню, с кем я договорился предварительно относительно темы, гонорара, объема и срока приготовления рукописи. Но прямого отношения к публикации никто из названных лиц не имел. Они только стояли во {146} главе и решали. Дело мне пришлось иметь с редактором "Бюллетеня", издававшегося от имени Комитета.

Им был в прошлом румынский адвокат, недурной человек, по имени Иосиф Киссман, средних лет и способный, но никак не квалифицированный, чтобы направлять и редактировать специальную историко-политико-юридическую работу. Киссман занял место редактора и оказался несменяемым в Рабочем комитете на том же основании, на каком это произошло, после возвращения в Бельгию профессора Готшалка, с Сегалом: обоим им посчастливилось быть "первыми пришедшими" (primi venientes).

Темой будущей книжки я взял Международную Конвенцию против антисемитизма. Остановился я на ней под влиянием нескольких факторов. Прежде всего не хотелось писать, как предыдущие работы, - "лицом к прошлому", к тому, что было, но обнаружило свою непригодность и потребовало поправок и усовершенствований. На сей раз я намеревался дать не столько критику, сколько еще не испытанное на практике положительное и сравнительно новое. Самую тему мне подсказала изданная в Риме в 1932 году неизвестным мне автором, проф. Гвидо Тедески (Tedeschi), брошюра в 34 страницы "Международная Конвенция против антисемитизма" ("Una Convencione Internazionale Contra l'Antisemitisme").