Годы и дни Мадраса

Я иду и чувствую, как он смотрит мне вслед. Из-за угла показывается полицейская машина.

В этот же вечер я узнала, что Студенческий совет раскололся. Одни стояли за возобновление занятий, другие — за продолжение кампании протеста.

9 февраля. Вчерашняя голодная забастовка кончилась, не принеся ощутимых результатов. В Студенческом совете продолжается раскол. Девять десятых членов совета высказались за то, чтобы государственным языком оставался только английский. Однако большинство студентов их не поддерживают. Теперь бастуют почти все колледжи. Вся Маунт Роуд оцеплена полицией. Ползут слухи о всеобщей забастовке — хартале — в пятницу, 12-го. На набережной необычно пусто. Крупный полицейский отряд сосредоточен на улице, примыкающей к набережной. Полицейские охраняют почтовые отделения. Весь город как будто замер в ожидании чего-то неотвратимого.

Мадрасская тюрьма переполнена студентами. Среди них и члены совета.

Я вспоминаю слова полицейского офицера: «Что-то изменилось». Но что? Пока я только чувствую, как сгущается атмосфера. Но что это? Кто объяснит? До меня докатываются только отдаленные слухи: подожгли английскую школу… Зачем? Кому это надо? Разве студенты это могут? Остановили поезд. Забросали пассажиров камнями. Разве они виноваты во введении хинди? Я пока не понимаю, что происходит.

10 февраля. Какая-то странная напряженность охватывает город. На Маунт Роуд в полицейские машины загружали арестованных студентов. Около Колледжа искусств на тротуаре сидят бастующие студенты. Инженерный колледж тоже продолжает бастовать. Во дворе Президентского колледжа висят черные флаги. Автобусное сообщение между центром города и набережной остановлено. К прохожим подходят люди с железными кружками и требуют: «Дайте что-нибудь на агитацию против хинди». Эти люди не похожи на студентов. Они босы, в грязных рубашках, волосы всклокочены. Один из них подошел ко мне.

— Эй, — сказал он нахально, — давай на забастовку.

— Какую забастовку? — притворилась я непонимающей.

— Ну этих… как их? Студентов.

— А ты студент? — поинтересовалась я.

— Студент, — осклабился он.

— Из какого колледжа?

— Да из этого… Как его? Забыл.

Еще несколько таких «студентов», стоя чуть поодаль, прислушивались к разговору. Что-то специфически одинаковое было в манере их поведения. Где я их видела? Ну да! Портовый район, окраинные улицы трущоб. Люмпен. Типичный мадрасский люмпен. Большинство из них не работают и не желают этого делать. Целыми днями они, растянувшись, лежат на тротуаре, греются на песке набережной. Вечерами они толпятся у подозрительных лавчонок, где идет подпольная торговля аракой. И играют под уличными фонарями, бросая засаленные карты на чахлую траву газонов. Теперь они выползли из своих щелей и смело разгуливают по центру города, выдавая себя за студентов. Может быть, их привлекла возможность нажиться на «агитации против хинди»? Почему они так осмелели? Сегодня мне окончательно стала ясной позиция «Сватантры». Раджагопалачария решительно выступил против хинди и потребовал оставить английский в качестве государственного языка. Неясно пока, чем руководствуется этот человек, который вводил хинди в Мадрасе в 1937 году и старался насадить его в 1952 году. Более того, члены партии «Сватантра» на севере выступают за хинди. Мне теперь начинает казаться, что существует какая-то невидимая связь между респектабельным брахманом Раджагопалачарией и люмпеном, который наводнил центр города. В Мадрасе идут митинги, куда почему-то не допускают представителей прессы. У одного журналиста отняли фотоаппарат, у другого — разбили. Говорят, что это студенческие митинги, но я этому не верю. Арестованных лидеров ДМК выпустили снова. Студенческое движение отходит куда-то на задний план перед надвигающимися, пока неизвестными мне событиями. Вечером на Маунт Роуд кричат газетчики:

— Армия в боевой готовности!

— Полиция в трех городах стреляла в студентов!

— Читайте «Мейл»! Читайте…

Почему армия в боевой готовности? Неужели против студентов?