Многие из нас, командиров, очень виноваты перед девушками за то, что мало заботились о них, об их отдыхе, о подходящем обмундировании, мало с ними беседовали. А эти девушки под пулеметным огнем выносили раненых, в пургу и мороз стояли на перекрестках дорог, указывая проезжающим дорогу, по две смены подряд месили и выпекали хлеб, сутками дежурили без сна у раций или телефонов.
В сентябре к нам в армию поступило шестнадцать тысяч человек. Здесь были и вернувшиеся из госпиталей, и бывшие партизаны, и молодежь, мобилизованная в освобожденных нами областях. Ко всем этим людям требовался особый подход.
Солдаты, прибывшие из госпиталей после излечения, по боевой выучке и настроению не отличались от основного ядра дивизий и вместе с ним являлись тем цементом, который помогал сплачивать подразделения. Многие из этих людей были уже в летах и не раз ранены. Казалось, можно было в этой группе ожидать жалобы на усталость, на болезни, раны; но, как ни странно, таких настроений здесь не отмечалось, — бойцы хотели расправиться с врагом в его берлоге, отомстить ему за все содеянное, в том числе за свои раны.
Партизаны были тоже народ в полной мере надежный и смелый. Но из них многий не служили в армии, и даже те, кто служили, долго пробыв в партизанских отрядах, привыкли к другому способу действий. В их отрядах была дисциплина, но не та, какая нужна армии. Из этого и вытекала необходимость учить их способу действий регулярных войск и воспитывать у них армейскую дисциплинированность.
Третью группу составляли вновь мобилизованные. Многие из них никогда в жизни не держали в руках винтовку. Немало надо с ними повозиться, пока они станут настоящими солдатами. Были среди пополнения и люди, совершившие в своей жизни не одну серьезную ошибку. Тут можно было встретить и таких, которые служили у немцев полицейскими, старостами, обозниками, шоферами. Эта группа требовала особой воспитательной работы.
А на подготовку новых бойцов мы имели всего восемнадцать суток.
Были у нас и другие большие заботы. Мы находились в той части Польши, которую гитлеровцы называли «территорией государственных интересов Германии». Фашистская пропаганда долго и разнузданно клеветала на Советский Союз, пытаясь разжечь в поляках ненависть к нашим людям. Но потуги ее оказались тщетными. Местное население встретило нас доброжелательно, особенно крестьяне, которых в годы оккупации немцы облагали большим налогом, отобрали у многих землю и сделали батраками у помещиков. Поляков притесняли политически, угнетали в национально-культурном отношении, угоняли на работы в Германию, сжигали их села, если подозревали, что там есть партизаны, арестовывали и расстреливали «подозрительных лиц», то есть патриотов.
Поляки верили заявлению Советского правительства о том, что советские войска вступают в пределы Польши, преисполненные одной решимостью: разгромить гитлеризм и этим помочь польскому народу восстановить его независимость. Верило нам большинство, но не все, некоторые были насторожены. Пожалуй, больше немецкой здесь вредила враждебная Советскому Союзу злостно клеветническая пропаганда реакционного эмигрантского центра в Лондоне.
Офицерам нашей армии, несмотря на то что им доставало дел в войсках, пришлось вести работу и среди местного населения. Устраивались беседы, митинги, демонстрировались кинокартины, распространялась газета Люблинского комитета «Вольна Польска». Поляки охотно принимали участие во всех политических обсуждениях и раскупали газету на родном языке; встречались только трудности с оплатой, так как здесь еще не было польской монеты.
Думаю, политическую работу было легче проводить на люблин-варшавском направлении, где дислоцировались и принимали участие в боях плечом к плечу с соединениями Советской Армии воины союзного нам Войска Польского. Сам факт прихода прекрасно вооруженной, обмундированной в национальную форму возрожденной польской армии вызывал у населения энтузиазм; ведь гитлеровцы заявили, что поляки как нация, имеющая свое государство, исчезли с лица земли навсегда.
У нас было сложнее, потому что в нашем районе осталось больше реакционных старых чиновников в разного рода прислужников бывших властей и помещиков. Они сопротивлялись демократизации Польши, саботировали распоряжения Временного польского правительства.
Самая зажиточная часть местного населения, по рассказам, недурно ладила с немцами. Эти люди держались обособленно, в разговоры с русскими не вступали, прятали скот и хлеб, чтобы уклониться от поставок Войску Польскому и ничего не продавать нам. Появились и спекулянты — они плодятся всегда и везде, где ощущаются экономические затруднения.
Необходимо было вести широкую разъяснительную работу в наших войсках, чтобы не допустить неправильной оценки отдельных нездоровых фактов и настроений, с которыми мы здесь встретились, чтобы наши люди не поколебались в своих взглядах и ни на минуту не забывали: все эти печальные явления результат политики той эксплуататорской верхушки, которая одинаково враждебна труженикам всех народов.