Годы испытаний. Книга 1. Честь

— Да, это-то так… Но и Ларионов какой-то, я тебе скажу, странный… Журналист… Вот его и тянет на острую тему. Ему бы с партийным хозяйством начать знакомиться, а он в дело с Мироновым встрял. Весь день потерял в батальоне, когда и без него разобрались. Чудак. Думает, все так просто… Поехал, поговорил и сразу скоропалительный вывод: Аржанцева обвинил, как коммуниста, ротную комсомольскую организацию тоже и Миронова заодно. А сегодня на практические занятия собрался к Горобцу. Пришлось подсказать, чтобы занялся своими партийными делами.

— Зря, Федор Федорович, зря удержал ты его.

— Это почему же?

— Да потому. Даже хорошо, что так. Пусть с коммунистами знакомится не по карточкам учета, а по их службе. Там виднее, кто из себя что представляет. Скорее узнает людей, ясней поймет полковые наши болезни.

Канашов закурил и задумался.

— Скажи ему, пусть семью привозит, — посоветовал он.

— А с квартирой как же?

— Две комнаты у Русачева только что добился…

Шаронов решил, что сейчас наступил самый подходящий момент поговорить о семейных делах и самого Канашова.

— Я давно хочу спросить, Михаил Алексеевич, что у тебя с семьей?

Канашов поднял голову и, глядя в упор на Шаронова, поморщился. Вопрос этот застал его врасплох, тем более что он сам еще не решил, как разрубить ему этот сложный семейный узел, а потому ответил неопределенно:

— А все так же, Федор Федорович…

Тогда Шаронов, не любивший говорить с людьми обиняками, спросил прямо:

— Скажи, это правда, что ты собираешься разводиться?

Канашов рассердился.

— К чему эти допросы? Что у тебя, нет материала для очередного политдонесения? Тогда пиши. Правда… собираюсь.

Вскочив со стула, он швырнул папку с бумагами на стол, лицо его побагровело.

— Ты, милок, сначала в своих делах разберись! Одно ЧП за другим валится на нашу голову. А ты в мои дела вмешиваешься. Здесь-то я как-нибудь сам разберусь.

И потом, вдруг вспомнив о чем-то, стал быстро рыться в бумагах.

— На! — он подал Шаронову предписание, где говорилось, что он направляется учиться на курсы усовершенствования политработников.

— Я рад, что ты едешь учиться, — мягко сказал Канашов, и глаза его засветились добрым светом, — я верю, из тебя выйдет хороший политработник, Федор Федорович… Ты трудолюбив, честен, хотя и бываешь излишне обидчив. А теперь давай поговорим по душам о моих семейных делах…

Глава одиннадцатая

1

Русачев сидел мрачный в своем кабинете и барабанил по столу пальцами. Невольно всплывал неприятный разговор с Канашовым. В голове теснились противоречивые мысли после прочтения показаний и докладных командиров и политработников, привлеченных по семейному делу Канашова. Большинство фактов были сомнительными, а то и просто голословными. Бесспорно, что за Канашовым водились грехи в отношениях между ним и женой. Но все же это были мелкие семейные пустячки.

Командир дивизии еще раз перечитал терпеливо все докладные и велел вызвать к нему на беседу Валерию Кузьминичну.

Вскоре она явилась, разодетая, накрашенная, с кокетливой улыбкой и протянула ему руку в перчатке.

Русачеву стало известно, что Канашов, оставив квартиру, ушел с дочерью от нее окончательно и на другой же день после этого Валерия Кузьминична справляла новоселье в кругу близких ей знакомых. Но он еще сомневался. Неужели эта женщина, обивавшая пороги командования и политотдела, молящая вернуть ей мужа, так просто приняла уход от нее дорогого ей человека? Неужели все это не более как красивая игра ради каких-то своих личных целей?

Валерия Кузьминична враз уловила на лице полковника все эти вопросы и тут же полезла в карман за носовым платком. Лицо ее из ясного, открытого тут же потускнело, и по нему пробежали мрачные тени.

— Вы думаете, товарищ полковник, мне легко пережить этот неизбежный разрыв? Вы ошибаетесь… Мне большим усилием воли приходится быть спокойной, а на душе кошки скребут. Мне еще до сих пор не верится, как я могла жить с таким ужасным человеком. Вы смотрите на мое платье и думаете: «Все же шикарно одевал тебя муж». И тут вы ошибаетесь… Все это нажито без него и до него. Он мне не купил ни одного платья.

— Ни одного? — усомнился Русачев.

— Больше того: уходя от меня, они с дочерью прихватили и моих несколько отрезов. Пусть берут, я проживу без них. И у меня еще будут. Голодранцы несчастные!

— Меня интересует один вопрос.

— Пожалуйста, я слушаю вас.

— Зачем вы выходили замуж?…

Валерия Кузьминична кокетливо улыбнулась.

— По-вашему выходит, я не имела на это право? А что остается делать женщине, если ее соблазнили? Конечно, я могла бы иметь от него детей и получать алименты. Но я заблуждалась… Мне казалось, что Канашов должен быть счастлив со мной. Ведь ради него я принесла в жертву все… А я бы, поверьте мне, могла иметь более видного мужа. Подумаешь, шишка — командир полка. Да за меня министры сватались. Один видный поэт проходу не давал. Он и сейчас еще нет-нет да и напишет мне. У него сборник стихов вышел недавно. Что ни стих: «Посвящаю В. К.». Это мне.