— Видите ли, к таким вопросам надо подходить по-государственному. Вы знаете, что у нас везде ведется огромное строительство. Требуется много средств.
Тогда одна женщина не вытерпела и вскочила с места.
— Это мы хорошо знаем! Газеты получаем регулярно. Радио тоже слушаем. Но что мешает комиссии принять готовый дом?
И тут представитель не сдержался.
— Собственно, вы и мешаете. Заселили самочинно…
Но голос его потонул в шуме протестующих женских голосов. Тогда представитель наклонился к Коврыгину и зашептал на ухо:
— Давай выпускай своих ораторов…
— Сейчас, сейчас! — Тот услужливо закивал головой, передал листок Русачеву, и комдив объявил:
— Товарищи, начнем выступления… Вопросы задавайте письменно, представитель округа ответит в конце собрания. Слово для выступления предоставляю жене командира пулеметной роты товарищу Аржанцевой…
Но Аржанцевой не было. Русачев стоял, тревожно всматриваясь в затемненный зал. Вдруг он увидел, как по проходу пробирается жена Канашова. «Неужели выступит? Эта разделает меня под орех!» Но она подошла и положила записку на стол президиума. Аржанцева писала: «Прошу извинить, но выступить не могу… У меня заболел ребенок», Коврыгин. дважды прочитал записку и изменился в лице. «Вот черт, как обвела ловко!» Он тут же поднялся и попросил слова у Русачева.
— Я думаю, товарищи женщины, надо не доводить дела до неприятностей. Возвращайтесь в свои прежние комнаты, а комиссия примет новый дом — и тогда устроим новоселье… — Коврыгин попытался улыбнуться, но улыбка не получилась. — Верно я говорю?
Шум негодующих голосов пронесся по залу:
— Нет!
— Не можем мы туда-сюда ездить!
— Да что это за издевательство? Детей бы пожалели!
И тут начались стихийные выступления. Из зала вышла пожилая, седая женщина и уверенно прошла на трибуну.
— Может быть, вам еще неизвестно, товарищ представитель округа, где мы жили. Пойдите поглядите, раз в гости приехали. Там, в городе, вам плохо видно наше житье-бытье.
Внимание всех было приковано к этой женщине.
— Мы тут в сыром бараке жили, — говорила она. — Но так больше жить не можем!
Из зала донесся возбужденный голос:
— Они бы еще для нас, как для солдат, койки поставили в три яруса.
Представитель округа поднялся и бросил в темный зал:
— Трудно, знаем, что трудно… Вы правы, товарищи женщины, но общежитие прививает людям чувство коллективизма, сплоченности, взаимной выручки. А она вам нужна не меньше, чем вашим мужьям, которые руководят войсками.
Седая женщина, стоявшая на трибуне, прервала его:
— Попробуйте сами так пожить, товарищ полковой комиссар, хоть один денек… На двадцать живущих семей в бараке три крана в общем умывальнике и одно отхожее место.
Дружный смех потряс зал. И даже в президиуме не удержались от улыбки.
— Да, но как вы, сознательные женщины, могли решиться на такое преступление? Вы же подводите своих мужей!
Женщина медленно сошла с трибуны и кивнула головой в зал.
— А вы их спросите, товарищ полковой комиссар. Каждая, я думаю, даст вам ответ.
Сказав так, она ушла и словно растаяла в полутемном зале.
— Разрешите мне слово, — поднялся из рядов высокий и пожилой старший политрук.
— Пожалуйста, — сказал председатель собрания.
— Кто это? — спросил представитель у Коврыгина.
— Парторг полка Ларионов.
— То, что мы здесь встретились, товарищи, по волнующему нас вопросу, — это хорошо. Хорошо, что некоторые женщины рассказали, как обстоит дело у нас с жильем, но, мне кажется, к решению этого дела мы подошли не с того конца…
В президиуме недоуменно переглянулись, зашептались, в зале началось оживление. А он продолжал:
— Восточная мудрость гласит: «Сколько бы ты раз ни повторял слово „рахат-лукум“, от этого во рту слаще не станет». Больше двух домов, что имеется, пока не будет…
Из зала донеслись голоса:
— Хорошо тебе агитировать, на троих выделили две комнаты…
— Да он от них отказался!..
— Чего человека зря корить?
Председатель призвал шумевших к порядку.
— Предлагаю выделить смешанную комиссию из представителей округа, жен командиров и политработников по назначению командования, — продолжал Ларионов. — Поручить от имени нашего собрания проверить на местах правильность заселения квартир.
— Правильно! Правильно!.. — донеслись голоса женщин.
— Ларионова председателем! Ларионова!..
— Но главное, что необходимо решить, на мой взгляд, — это вопрос о детских яслях и детском саде. Иначе мы наших боевых подруг превратим в кухарок и некогда им будет заниматься ни самообразованием, ни общественно полезной и культурной работой…
— Товарищи! — встал Русачев. — Мы отклоняемся, насколько я понимаю, от вопросов.
Но голос его потонул в шуме из зала:
— Пусть говорит! Чего вы мешаете? Дайте сказать человеку!
— Я предлагаю весь нижний этаж одного из домов, куда намечают переселить продовольственный и промтоварный магазины с пошивочной мастерской, отдать под ясли и детсад.
В зале захлопали одобрительно в ладоши.
— И поддерживаю женщин: надо строить обязательно школу. Она не только для наших детей, но и для самообразования жен, вечерней школы бойцов и сержантов необходима.
Под шумные голоса и аплодисменты Ларионов сошел с трибуны.