Годы испытаний. Книга 3. Разгром

Тем же утром немецкое радио сообщило, что русская армия предприняла большое наступление с танками, в результате чего им удалось потеснить немецкие части на некоторых участках.

Бурунов, Саранцев и Коломыченко сидели за картой, когда радист полка включил им это сообщение.

— У страха глаза велики, — сказал Саранцев. — Они два своих легких танка и наши тягачи за целый танковый батальон, приняли.

— Это они перед своим высшим командованием оправдываются, — усмехнулся Бурунов, — Если бы они знали наши скудные силенки, уверяю вас, тут же бросили бы против нас все резервы. Но мы им ночной артиллерийской и авиационной симфонией нагнали страха, вот они и паникуют.

Позвонил командующий армией:

— Молодцы твои хлопцы. Надо продержаться еще. — Он сделал паузу — Хотя бы еще двое суток. Считай, день-то мы у немцев уже выиграли.

— Постараемся, товарищ генерал! Народ-то мой ожил, уверовал в свои силы.

— Читал я тут вашу «дивизионку». Хорошая газета. Герои у вас есть. Надо награждать людей. Подумай и присылай списки.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

1

На фронте нет ничего хуже и томительней, чем неизвестность. И большого воинского начальника, отвечающего за сотни тысяч людей, и каждого солдата, отвечающего только за себя, заедает эта неизвестность, как обжившаяся расплодившаяся вошь. Чем бы ты ни занимался, что бы ни делал, а мысль, как стрелка компаса, поворачивается к одному и тому же больному, как заноза, вопросу: «Что же впереди, когда и какой получим приказ?» Когда он приходит, все вздыхают с облегчением. Потому что приказ для воина — жизнь, действие, а ожидание — душу холодящая мертвечина и беспросветная тоска.

Майор Миронов, как и все, кто находился в эшелоне, был подавлен этой гнетущей неизвестностью. «Почему мы, долгие месяцы готовясь к наступлению, вдруг погрузились в эшелон и едем на восток? Не на парад же готовились». Новой техники пришло столько, что за всю войну никто не видывал. Танковые бригады, корпуса с пахнущими свежей краской «тридцатьчетверками» и КВ, а в их дивизию и в полки сколько новой артиллерии и минометов дали! Да и пополнение бойцов отборное. Сибиряки. Народ весь молодой, крепкий, кряжистый. Старше тридцати пяти нет. Хоть на слово верь, а не веришь — по документам проверяй, а не сыщешь, Да что тридцать пять? Таких «стариков» больше в службах да в хозяйственных подразделениях найдешь, а в боевых — разве только командиры встречаются, а бойцы все лет двадцати, редко кому четверть века от роду. И что там думают высшие начальники, кто ответит на этот мучительный для всех вопрос? Не на отдых же везут — воевать, а вот куда, на какой фронт? Никто этого не знает: ни солдат, ни сам комдив. Приказ короткий и туманный: «Погрузиться в эшелоны и следовать до станции Иловлинская». Там ждет новый приказ, а куда направят дивизию, никто не знает. И все же есть в этом таинственном какая-то особая, интригующая каждого сила — ожидание чего-то большого. «Наташа, Наташа, если бы ты сейчас знала, как грустно у меня на душе и что бы я мог отдать за то, чтобы ты была рядом со мной, может быть, в последний раз. Впереди бой, а в бою все бывает. Кто поручится за то, что для любого из нас этот бой не будет последним?» Миронов встал и с силой сжал пальцы в кулак так, что захрустели суставы. «Хватит нагонять тоску заупокойную. Хорошо, что сейчас меня никто не видит». Он достал папиросу, быстро прикурил и подошел к стене, снял гитару.

И чтобы развеять нахлынувшую грусть, энергично, залихватски ударил по струнам плясовые цыганские переборы. И сразу, как степным ветром, освежило и будто развеяло мрачную нависшую тучу и на синем до боли в глазах небе выплеснулось солнце, а ноги сами по себе заходили, притопывая, увлеченные веселым порывом, отбивая такты под перестук колес.

Вот она, музыка! И что она только делает с человеком? Так пройдет по всему телу, будто электрический ток. Встряхнет тебя так, что каждая жилка в тебе затрепещет, оживет, и все в тебе просит жизни, света, тепла, любви, и так встрепенется сердце, будто птица, почуяв перед полетом упругость крыльев. Взмахнул бы руками и улетел в бесконечную даль, откуда все видно, где так легко и просторно, где привольно дышится. Там, под животворными лучами солнца, тепло и так ясно вокруг, что глядел, век глядел бы в прозрачный, как стекло, воздух, голубовато-дымчатый вдали, и ни о чем не думал, кроме жизни, — вот единственное, что надо любить и беречь. О, какое это большое, настоящее счастье — быть полезным людям!

2

Полк Миронова выгрузился ночью на станции Калач-Воронежский. Там же, на станции, он получил пакет от комдива, в котором указывался маршрут движения в район сосредоточения. Просматривая красную змейку на карте, Миронов так и не мог представить, куда же направят полк воевать? Если судить по полученному в приказе маршруту, то на Воронежский фронт. Заветная мечта снова попасть на Сталинградский фронт не сбылась. «Но что поделаешь? Желания военных редко сбываются».