Годы испытаний. Книга 3. Разгром

Она видела, как Саша привстал на постели, неловко потоптался на месте. И закричал, как безумный:

— Нина, Нина, Ни-ни-на! Ты ли?! Нина!

Все растерялись, пугливо переглядываясь. Ведущий хирург подошел к нему, положил ему руку на плечо.

— Чем вы взволнованы? Что с вами?

Но он небрежно оттолкнул его и, покачиваясь, как пьяный, пошел ей навстречу.

— Товарищи, друзья хорошие мои! Это моя жена! — И, подойдя к Аленцовой, неловко обнял ее и стал целовать. И вдруг смяк, пошатнулся и, схватившись за нее, сел тяжело на койку.

Корсаков бросился к нему, помог ему сесть, а сам смотрел на безмолвную и бледную Аленцову, ничего не понимая. Но, когда она обхватила его голову и прижалась к нему, гладя его по спине, приговаривая: «Саша, Саша! Ну, успокойся! Ну, что ты, Саша. Это я», Корсаков вдруг почувствовал себя безвольным и беспомощным, с трудом управляющим своим телом. Аленцова заметила его подавленность и, гладя мужа по голове, сказала Корсакову:

— Михаил Алексеевич, вам плохо? Что с вами? Присядьте!

— Нет, нет.

Было видно, как он с трудом брал себя в руки.

— Кто он? Чего ему надо?

Вот первые слова, которые она услышала от мужа, и все внутри будто оборвалось. Но, чтобы не привлекать внимания, сказала, обнимая его:

— Это врач нашего госпиталя.

Аленцова вглядывалась в лицо мужа и не находила в нем никаких изменений, кроме шрама на правой скуле и бледности, какая появляется у всех людей от долгого пребывания в больницах. Она поймала себя на мысли, что не испытывает того волнения, какое, представлялось ей, будет при встрече. Казалось, между ними не было разделившего их времени, что вызывает в людях болезненное ощущение разлуки, и будто расстались они только вчера.

— А ты, Нина, все хорошеешь и выглядишь, как в тот счастливый день, когда я с тобой познакомился. Помнишь?

Она кивнула ему. По лицу ее блуждала грустная улыбка.

Участники медицинской конференции ушли смотреть и слушать сообщения о новых успехах в лечении раненых. И ей хотелось быть там. В комнате, где он лежал, было всего две койки. Одна из них была пуста.

Вот встретились, не виделись почти полтора года, а ею овладело такое чувство безразличия, что вспомнить и говорить было не о чем.

Неловкость установившегося молчания разрядил вбежавший Кротов.

— Товарищ Аленцова, товарищ Аленцова. Оторвитесь на минуточку. Такой редкий случай операции вряд ли удастся вам увидеть. Пойдемте, — улыбаясь, приглашал он, кивая головой.

Вошла средних лет женщина с приветливым лицом, по-видимому, санитарка.

— Товарищ Кротов, вас срочно просит главврач в ординаторскую. Бывают люди, — сказала санитарка, — не люди, а деревяшки. Никакого у них чутья. Врач, а без сердца. У людей счастье-то какое. Встретились, а ему похвастаться собой охота.

— Нина, Нина, — сказал муж, — познакомься! Это мне мама родная. Марина Саввишна, старшая сестра палаты. Не она бы, честное слово давно с собой покончил. Ночи напролет со мной просиживала.

— Ну, будет, будет вам, Александр Андреевич, какие тут мои заслуги. Врачи наши. Не люди — чудесники.

Перед Аленцовой стояла чуть смущенная женщина. Белый крахмальный халат оттенял, смугловатую кожу лица и рук, блестящие черные глаза и приветливая улыбка сразу располагали к себе, чем-то напоминали Аленцовой родную мать. Она пожала руку Марине Саввишне.

— Очень рада нашему знакомству! Спасибо вам за вашу заботу о Саше.

Марина Саввишна нахмурила брови, две глубокие поперечные морщины разошлись у переносицы, и лицо ее стало решительным, волевым.

— Уж он так страдал по вас, бедняжка, так отчаивался, глядеть на него — сердце болит. Ну а я ему говорю: обязательно встретитесь. Ну что, Александр Андреевич, моя правда?

— Ваша, ваша, Марина Саввишна. Для меня вы самый родной человек!

5

Маленькую комнатку, где теперь жили Аленцовы, кто бы к ним ни заглядывал, называли райским уголком. Аленцова уютно ее обставила. Все здесь располагало к любви, добрым делам и отдыху. «Ты у меня не жена, а клад, посланный мне самим богом», — говорил он. Везде и всюду они были только вместе. И соседи по утрам, когда они уходили на службу, с завистью глядели, как он нежно поддерживал ее под локоть, нес сумку и не сводил с нее счастливых глаз. А вечером встречал. «Вон жених и невеста пошли, — шептались соседки. — Ты гляди, гляди, как он за ней ухаживает. Ну, такую красавицу каждый будет на руках носить. Она — и женщина, и врачиха хорошая. Любят ее в нашем госпитале все. Умная, добрая».

Капитан Аленцов, выписавшись из госпиталя, прошел военно-врачебную комиссию, где ему предлагали уволиться по состоянию здоровья. Но он не хотел. Главный врач Корсаков — председатель комиссии — по просьбе Нины Александровны комиссовал ее мужа по статье ограниченно-годного второй степени и через знакомых в округе помог ему определиться служить на курсы командиров, преподавать огневое дело.