– Смотри, снова озеро. Уже второе, – сказал я.
Пассажир, сидевший впереди и, видимо, ещё раньше обративший на нас внимание, пояснил:
– То было Бологовское озеро, а теперь вот Озеревки, – и уточнил: – Так и называется, Озеревки. Здесь много озёр. Чуть дальше будет ещё Славинское, – и спросил: – Служить в наши края?
– Служить…
– Не пожалеете. Края замечательные… А что петлицы красные? В Куженкино два что ль? В роту охраны?
Я промолчал, а он, улыбнувшись, заметил:
– Да я офицер. В Куженкино один. Там тоже воинская часть. Десяткой называется. Просто у нас тут в основном чёрные петлички. Так что сразу ясно, куда направляетесь.
– А что означает название, Куженкино?
– Есть много версий, но меня лично, более привлекает такая: Куженя – маленький медвежонок.
Меня тоже более привлекла эта версия, а теперь, когда стал работать над воспоминаниями, прислали мне из библиотеки Куженкино – 1 герб, очень даже симпатичный.
Тем временем, мы миновали открытый участок пути, потянулся лес, а чуть дальше слева открылось болото, за которым показалось и озеро Славинское.
– Ну вот, скоро шоссе Москва-Ленинград, немного по нему и поворот в наши края, – сказал попутчик.
Действительно, скоро автобус притормозил перед выездом на трассу, и повернув в сторону Москвы, проехал мимо поста ГАИ, что остался справа, и храма, который, как пояснил попутчик, назывался «Храм Преображение Господне в Куженкино», это пока в селе, а не в посёлке. Оба посёлка были впереди. Автобус повернул направо…
Потянулся лес, а через некоторое время показались дома. Попутчик сказал:
– Вот и Куженкино один. И вам немного ехать осталось. Желаю удачи.
Сразу обратили внимание на удивительное здание железнодорожной станции.
Прямо теремок с башенками. Узнал потом, что на этой дороге много таких вот станций.
Куженкино – 2 было подальше, и к нему вёл большак через лес.
От Куженкино – 1 до посёлка Куженкино – 2, хозяйственной территории базы боеприпасов, было совсем недалеко.
Автобус высадил нас с остальными пассажирами возле светло-серых ворот с большими красными звёздами на створках и типового домика контрольно-пропускного пункта.
Дождались, когда пройдут через КПП все, приехавшие на автобусе пассажиры, и шагнули в неведомое.
Я попросил дежурного по КПП сообщить о том, что прибыл для прохождения службы. Мне пояснили, как пройти в штаб части, который находился примерно в километре с небольшим от КПП. Вела к штабу ровная как стрела, но плохо асфальтовая дорога.
Она вскоре перешла в гравиевую и мы оказались перед двухэтажным зданием с подъездом посредине.
Жена осталась у здания. Я прошёл внутрь и увидел типовое окошечко, за которым была комната дежурного по части.
Спросил:
– Как пройти к командиру части?
– Новый ротный? – спросил майор с красной повязкой на рукаве. – На второй этаж. Кабинет в левом крыле здания. Последняя дверь по коридору налево.
Видимо, я попал в часы доклада, потому что вдоль стола для совещаний в кабинете начальника база, выстроилась очередь из офицеров. Они полушёпотом о чём-то переговаривались, ожидая, когда подойдёт их время.
Командира я разглядел не сразу, а лишь протиснувшись к столу для совещаний. За командирским столом я увидел грузного полковника, сидевшего несколько полуобернувшись. Он постоянно кашлял – как выяснилось потом, кашель – последствия ранения. Фронтовик. Войну закончил командиром миномётной батареи. Инженер-полковник (а вскоре полковник-инженер) Тополев Лорис Константинович. Именно ЛОРИС?!? Потом уж я узнал, что отец его был не то первым командиром, не то первым комиссаром этой базы сразу после революции. Стало быть, база довольно старая – ещё Русскую Императорскую армию обслуживала.
Неожиданно в кабинет по-хозяйски вошёл какой-то майор, и сразу обратил на меня внимание. Поздоровался и громко сказал:
– Прибыл новый командир роты. Надо пропустить, товарищи, чтобы мог доложить командиру…
Офицеры расступились. Я представился по всей форме. Не запомнилось, о чём говорили… Вот когда я представлял своего сменщика, запомнилось больше, потому что колоритным было представление, а моё – более чем рядовым.
Плох ли командир или хорош – это не важно, это всё потом выясняется, да и не было тогда целиком плохих или целиком хороших офицеров. Главное одно – заботу проявляли о вновь прибывших офицеров сразу. Прежде, конечно, о размещении, о создании хотя бы элементарных условий, а уж потом всё остальное.
Командир части, выслушав меня, устало махнул рукой:
– Борис Дмитрич, займись, побеседуй, ну и размести. Один приехал?
– С женой, – сказал кто-то.
– Тем более.
Вот эта странная манера встревать в разговоры, отвечать на вопросы раньше того, кому они заданы, конечно, удивила.