Писатель Казакевич сможет его осуществить потому, что был и есть разведчик капитан Казакевич. И то, чем сейчас занят офицер разведки штабарма, тоже будет иметь прямое отношение к «Звезде». Это окажется военно-теоретической подготовкой для создания повести.
Весной сорок шестого года Казакевич вернулся в Москву. Он полон замыслов, хочет писать. Но нет крыши над головой, а на руках семья, две дочки.
«Никогда не теряй бодрости», — пишет старый друг. И из Тамбова Выдриган помогает писателю раздобыть временное жилье — «трущобу в Хамовниках», где Эммануил Генрихович сутки напролет трудится над повестью о разведчиках.
«…Привет Вам от жены и бедных девочек, которые порядочно настрадались последнее время, пока я сидел и работал, не зная, что получится. И получилось…»
«…Если я со своими детишками выдержал последние два месяца — без дров и часто без еды, да еще написал вещь, которая признана хорошей… мне приходится удивляться себе самому и терпению моей многострадальной семьи…»
«…Я закончил повесть о разведчиках… Она… появится в № 1 за 1947 г. журнала «Знамя», а позже выйдет отдельной книжкой… Моя повесть заслужила в литературных кругах очень высокую оценку — пожалуй, выше того, что она заслуживает. Но я не буду зазнаваться, можете быть уверены, буду продолжать работать…»
Это из писем, которые в декабре 1946 года и январе 1947 года Казакевич шлет Выдригану, уже перебравшемуся в родной Херсон.
Поздним вечером сорок седьмого года, еще не подозревая, какая встреча его ждет, Захар Петрович раскрыл только что прибывший, пахнущий свежей краской номер московского «Знамени».
В ту ночь он не смог заснуть. Допоздна читал не отрываясь. И только когда устали глаза, он, сдвинув очки на лоб, широкой ладонью на минуту-другую прикрыл покрасневшие веки.
Он растроган и потрясен. Ему самому как-то даже не верится: неужели это написал Эмма?! Словно чтобы убедиться, время от времени он возвращается к заглавной странице, на которой значится: «Э. Казакевич. «Звезда». Повесть».
Одно дело Эммины военные стихи или песни. И совсем другое — эта необыкновенная повесть, в которой Захар Петрович узнает людей дивизии, самого себя и своих товарищей.
Читая страницы о гибели командира разведчиков Травкина, Выдриган так разволновался, что не удержал слезы. Он сейчас не постеснялся бы своих слез, будь он даже не один в комнате.
Кончив читать повесть, Выдриган долго сидел, смежив веки, подперев руками лицо, так что колечки усов пробивались между пальцами. Генерал самому себе улыбнулся, вспомнив, как убеждал Казакевича: «Слушай, Эмма, написал бы ты историю дивизии».
В «Звезде» — история не одной их дивизии и армии, а ответ писателя на вопрос, интересовавший целый мир: каков он, советский человек и воин, спасший человечество и человечность.
«Твою повесть я читал с жадностью, радостью и боязнью….
Ты написал правду о войне и разведчиках. Я думаю, твоя первая «Звезда» уже ярко светит».
Выдриган понимал, что этой повести суждена долгая жизнь. И от сознания своей причастности к событиям, в ней изображенным, и к рождению самой книжки у Захара Петровича теплело на душе.
В течение недели он перечитывал «Звезду» несколько раз. Чем дальше, тем сильнее она находила в нем отклик. И не потому только, что он — один из ее героев. Глубоко человечная и драматичная повесть была созвучна духу Выдригана, его отношению к жизни и людям, его судьбе, радостям и горестям.
Вместе с Травкиным и его разведчиками через всю повесть проходит комдив, полковник Сербиченко. Казакевич передал своему Сербиченко биографию Выдригана. Как и Захар Петрович, он «старый опытный разведчик прошлой войны, унтер-офицер», заслуживший георгиевские кресты.
Писатель наделил Сербиченко неиссякаемой выдригановской любовью к солдату и особой симпатией к разведчикам, тайны ремесла которых он знает до тонкостей: «Разведчики остались его слабостью навсегда».
Подобно Выдригану, бесстрашный и волевой в достижении цели Сербиченко так же, как он, бережет людей и ведет им счет не по взводам и ротам.
Казакевич придал полковнику Сербиченко не только черты личности Захара Петровича, но даже некоторые его привычки и склонности. Как и Выдриган, перед большими боями он становится моложе, суровей. И даже в речи Сербиченко иногда проскальзывает выдригановское: «Слушай, козаче».
Теперь будут к месту два солдатских письма, которые 21 марта 1947 года и 17 мая 1948 года Казакевич пересылает Захару Петровичу, сопровождая их комментариями.
ПЕРВОЕ
«…Вчера редакция «Знамени» получила письмо из города Буй от некоего сержанта Кокорева. Привожу Вам текст этого письма: «Дорогая редакция! Через Вас я хочу обратиться к автору повести «Звезда» товарищу Казакевичу… Читая эту повесть, в полковнике Сербиченко я увидел черты моего бывшего командира 35-го запасного стрелкового полка, полковника, а ныне генерал-майора Выдригана Захара Петровича.