Годы огневые

Само собой разумеется, что правила хорошего тона невозможно прививать столь же решительно и эффективно, как внедряет ОРУД правила безопасности движения. Но, может быть, имеет смысл поискать какие–то действенные, в том числе наглядные формы воспитания хорошего тона, высокой коммунистической нравственности? Почему бы не разработать своеобразные памятки, составленные умно, тактично, которые бы напоминали молодежи и всерьез, и в шутку (чем больше юмора, тем лучше), как надо себя вести. Такие памятки могли бы появиться в парках и электричках, в школах и кинотеатрах…

Я не берусь разрабатывать систему мероприятий по воспитанию хорошего тона, но если хотя бы одно из моих предложений сослужит добрую службу в улучшении наших нравов — цель моя будет достигнута.

1966 г.

СОЛДАТЫ ЮБИЛЕЙНОГО ГОДА

Кто они, какие они, солдаты Советской Армии нынешнего года — года пятидесятилетия Великой Октябрьской социалистической революции? Это им нынче вверяет Отчизна мужественную охрану страны, всего того, что обрел советский народ своим титаническим трудовым подвигом; всего того, что так героически отстоял в битвах с врагами, навечно озарив бессмертной славой свои Вооруженные Силы; всего того, что гений нашей ленинской партии дал миру; всего того, что достиг наш народ, и самую жизнь народа. И нет более священного долга, чем этот долг советских солдат!

Прошлой осенью я видел, как торжественно, с оркестром встречали воины прославленного гвардейского соединения новое пополнение — тех, кто не был еще ни гвардейцем и даже пока солдатом. Это были просто юноши, и каждый из них обладал особенностями присущих только ему черт характера, привычек, взглядов, устремлений. Все они были разные, и каждый обладал сложным сочетанием человеческих качеств.

Я видел, как генерал, обходя строй нового пополнения, пытливо, жадно, пристально вглядывался в лицо каждого. Я знал этого генерала на фронте, когда он не был еще генералом и был в возрасте тех, в глаза которых сейчас вглядывался столь пытливо. Он получил звание Герэя Советского Союза, совершив дерзновенный рейд по тылам врага, командуя дивизионом. После войны окончил две военные академии, что тоже, думается, подвиг. Я смотрел в лицо генерала: никогда не видел я его столь вдохновенным и озабоченным. Вечером поделился с генералом своими наблюдениями. А он сказал:

— Когда мы получаем новую сложную технику, мы заранее знаем, сколько понадобится времени, чтобы воины в совершенстве овладели ею и были способны к овладению еще более сложной техникой. Но когда приходит новое пополнение, я думаю не только о том, как оно овладеет этой боевой техникой. С каждым годом в армию приходят люди, все более сильные в своей подготовленности, и я думаю о том, чтобы каждый из них стал лучше, чем он есть, вобрал в себя то, чем мы были сильны, и приплюсовал к этой силе то, что составляет истинную сущность сегодняшнего нашего солдата.

— А в чем она?

— В высокоразвитом чувстве ответственности, в гордом сознании, что ты — солдат той армии, которая является щитом мира. И ты стоишь на страже того, ради чего в бою отдали миллионы своих жизней люди нашей страны. И ты отвечаешь перед ними и перед грядущим…

В комнате воинской славы, как в музее, собраны героические реликвии, говорящие о бессмертных подвигах тех, кто их совершил. И сюда пришли юноши из нового пополнения, отсюда начинается их армейский путь. Такова традиция. Великая, добрая традиция посвящения в солдаты.

Пробитые пулями партийные и комсомольские биле–ты, ордена с раскрошенной осколками эмалью, личное оружие героев с истертой чернью. Краткие, как воинские приказы, повествования о героических боях, фотографии тех, кто свершил подвиг. Я смотрю на эти фотографии и на лида царней из нового пополнения — они такие же, как у тех, изображения которых прикрыты стеклом. Все они — сверстники. Я вижу, как эти новые солдаты смотрят в лица тех, кто был их однополчанами. Смотрят молча, пристально. Смотрят и на фотографию тощего, в обсмоленной пламенем гимнастерке паренька, стоящего у подбитого вражеского танка.

— А этот живой? — спрашивает кто–то тихо.

Генерал наклонился над витриной, всматривается, объявляет:

— Живой! — И добавляет смущенно: — Это я. А почему цел остался — не знаю. Очень суматошливо на танк с гранатой кинулся. Испугался, потому и засуматошился, — генерал показал на другую фотографию и произнес с глубокой нежностью в голосе: — А это политрук нашей роты, Орлов Василий Алексеевич — большевик с восемнадцатого года, великого сердца человек.

— Жив?

— Для тех, кто его знал, он на всю жизнь живой…

В этом соединении так же, как и во многих других, навечно числятся герои, отдавшие жизнь за Отчизну. И на поверках называют их имена. Тех, кто в вечном строю. Они незримо стоят плечом к плечу с солдатами шестьдесят седьмого года — юношами, не познавшими войны. Они добыли для них победу.