Годы огневые

У бамбукового решетчатого топчана, утыканного большими, грубо кованными гвоздями, сидит на корточках однорукий человек и старательно начищает гвозди песком. Он зарабатывает себе на еду тем, что лежит на этом ложе по нескольку часов, когда по аллеям прогуливаются обитатели гостиниц. Однорукий — бывший солдат британских колониальных войск: он потерял руку в Африке, сражаясь с танковыми колоннами Роммеля.

В этот утренний час глубокое бледно–синее небо нежно и мягко теплится. Но индийцы зябнут. Плечи их покрыты коричневым рядном из пальмового волокна. Носы и губы обрели сизый оттенок. Даже легкой тени деревьев избегают они.

В Бенаресе свыше полутора тысяч храмов, больше трехсот мечетей, великое множество священных мест, куда собираются сотни тысяч паломников.

Строки английского путеводителя гласят: «Бенарес — это подлинная Индия. Индия религиозных фанатиков, одержимых, исступленных, отреченных. Бенарес — это великое чудо Азии, остановившей движение времени. Вы увидите в Бенаресе агхорпунтов — приверженцев крайнего пессимизма, исповедующих абсолютное безразличие ко всему земному. Единственная собственность у них — это черепная кость павшего животного. Вы увидите тысячи кающихся, чудовищно истязающих свою плоть… Бенарес — город священного безумия, город аскетов, находящихся на грани между жизнью и смертью, жаждущих погрузиться в ннрвапу…»

Кудрявое красноречие английского путеводителя не упоминает о том, как во время великого народного национального восстания в 1857 году люди Бенареса поднялись против английских колонизаторов с таким единодушием, что лишь предательство феодалов спасло англичан от серьезного поражения.

В этом справочнике не говорится и о том, сколь разностороннюю, злокозненную энергию проявили английские колонизаторы, чтобы «остановить время», повернуть страну вспять, разорвать живое и единое тело народа на племена, касты и секты, чтобы невозбранно властвовать и грабить страну.

Погрузившиеся в землю древние храмы Бенареса с каменными, остроконечно вытянутыми куполами тесно жмутся друг к другу, стена к стене.

Широкими уступами желтый песчаник спускается к Гангу. Жирные, бурые от ила воды его лоснятся золотым блеском солнца.

На каменных лежаках массажисты растирают маслом тела зажиточных паломников: это предохранит от простуды после священного омовения.

Здесь же орудуют цирюльники и изгонители кишечных червей. Под большими оранжевыми зонтами сидят наиболее почтенные посетители, и браманы мажут им лбы красными и белыми полосами.

Священные гхаты[5] Ганга напоминают своеобразный пляж. И думается, что многие пришли сюда просто выкупаться; молодежь плавает в реке с истым наслаждением, некоторые по–русски — саженками.

Тут же, на берегу, стирают бельишко.

И если бы не просторные каменные террасы у храма Тарке–Швара, где закопченные домры с бамбуковыми шестами в руках ворочают головешки в кострах, на которых сгорают трупы, если бы не прокаженные и не больные слоновой болезнью с их исполинскими ступнями или ухом, в которое можно завернуть голову человека, если бы не благоговейный пыл, с каким совершающие омовения пьют воду Ганга, смешанную с помоями городских сточных канав и с пеплом кремированных, — во всем остальном, пожалуй, пе было бы ничего необычайного.

Большинство паломников — просто–напросто пожилые несчастные люди, потерявшие работу или землю или не могущие работать от старости или по болезни. Безысходность привела их на берега священного Ганга, где смерть от голода и истощения может быть сочтена религиозным подвигом, где почтенные браманы и бесноватые юродивые, состоящие на храмовом довольствии, восславляют подавление плоти, страдание, голод.

И сотни тысяч отверженных, выброшенных из жизни, лишенных труда, бродят от храма к храму, от одного священного места до другого, пока, обессиленные, не падут на землю, разбросав свои топще руки, покрытые старыми, твердыми, как камень, мозолями! Да! В своем преобладающем большинстве паломники — это труженики, лишенные работы, и их скорбное отчаяние не более похоже на религиозный фанатизм, чем упражнения йогов похожи на физкультуру.

Самые горестные и обездоленные из паломников — эта беженцы из Пакистана, жертвы британского мщения Индии за ее стремление к свободе и независимости.

Из тела Индии англичане с кровью вырезали куски и отдали их Пакистану, чтобы посеять религиозную рознь, превратить сотни тысяч индуистов и мусульман в бездомных изгнанников.

В Чанки–Гхате эти паломники поклоняются изображению змей; в храме Дурге — властителю обезьян Гануману; в храме Вишну они падают на колени перед изваянием священной коровы. Но, собираясь вместе на берегах Ганга, эти бывшие крестьяне, ремесленники, пастухи — индуисты и мусульмане с печалью говорят о своей судьбе.

Вот о чем рассказали нам на ступенях гхат два паломника: один — бывший крестьянин из Пакистана; другой — бывший рабочий из Калькутты.

При разделе Индии основные районы по производству джута и длинноволокнистого хлопка отошли к Пакистану, но предприятия по обработке хлопка и джута остались в Индии.