Годы риса и соли

– Вы ступаете по прохладной утренней росе, вам спокойно и хорошо. В сердце пламени мир раскрывается подобно цветку. Вы вдыхаете его аромат, вдыхаете медленно, и медленно выдыхаете. Все сутры говорят через вас в этот цветок света. Всё сосредоточено и омывает ваш позвоночник, подобно приливу. Солнце, луна и звёзды на своих местах, вращаются вокруг нас, держат нас вместе.

И он продолжал бормотать, пока пульс Кан не выровнялся на всех трёх уровнях: текучий, неглубокий пульс, глубокое и расслабленное дыхание. Ибрагиму казалось, что она на самом деле покинула комнату через портал пламени свечи. Никогда ещё никто не покидал его так быстро.

– Теперь, – продолжил он, – вы путешествуете в мире духов и наблюдаете все свои жизни. Скажите мне, что вы видите.

Её голос звучал звонко и нежно, так непохоже на её обычный голос.

– Я вижу старый мост, древний мост над пересохшей рекой. Бао молод и одет в белую мантию. За мной по мосту идут люди, направляясь… в какое-то место. Старое и новое.

– Во что одеты вы?

– В длинное… платье. Похожее на ночную сорочку. Тепло. Люди окликают нас, когда мы проходим мимо.

– Что они говорят?

– Я не понимаю.

– Повторяйте за ними звуки, которые они издают.

– «Ин ша ал ла. Ин ша ал ла». Какие-то люди верхом на лошадях. О, вы тоже здесь. И тоже молоды. Они чего-то требуют. Люди кричат. Всадники приближаются. Стремительно приближаются. Бао предупреждает меня…

Она содрогнулась всем телом.

– Ах! – воскликнула она своим обычным голосом.

Её пульс забился в заполошном ритме, напоминая стук вращающегося веретена. Она с силой встряхнула головой и посмотрела на Ибрагима.

– Что это было? Что случилось?

– Вас здесь не было. Вы перенеслись в другое место. Вы что-то помните?

Она покачала головой.

– Лошадей?

Вдова Кан прикрыла глаза.

– Лошади. Всадники. Кавалерия. Я попала в беду!

– Хм, – он выпустил её запястье. – Очень может быть.

– Но что случилось?

Он пожал плечами.

– Возможно… Вы говорите… нет, вы уже отвечали, что нет. Но ваша душа хунь в своём путешествии, похоже, слышала арабский язык.

– Арабский?

– Да. Это распространённая молитва. Многие мусульмане читают её на арабском, даже если это не их родной язык. Но…

Она содрогнулась.

– Я хочу отдохнуть.

– Конечно.

Она подняла на него взгляд, и её глаза наполнились слезами.

– Я… может ли это… но почему я… – она покачала головой, и слёзы потекли по щекам. – Не понимаю, почему это происходит!

Он покивал.

– Мы редко понимаем причины происходящего.

Она отрывисто хохотнула одним коротким «Ха!» и добавила:

– Но я хотела бы разобраться.

– Я тоже. Поверьте, ничто не доставило бы мне большего удовольствия. Тем более что мне редко выпадает такая возможность.

Он чуть улыбнулся, или скривил губы в гримасе, делясь с ней своим сожалением. Момент взаимопонимания и разделённого разочарования в том, как мало они понимают.

Кан глубоко вздохнула и встала.

– Я благодарна за ваше участие. Надеюсь, вы ещё придёте?

– Разумеется. – Он тоже встал. – Я к вашим услугам, госпожа. У меня есть чувство, что это только начало.

Что-то заставило её встрепенуться и уставиться куда-то сквозь него.

– Вы помните, как развевались знамёна?

– Что?

– Вы там были, – она виновато улыбнулась и пожала плечами. – Вы тоже там были.

Он нахмурился, силясь понять её.

– Знамёна… – Он погрузился на время в себя. – Я… – он потряс головой, – кажется… Я помню, что раньше, ещё в детстве, в Иране, когда я видел знамёна, это всегда много для меня значило. Намного больше, чем я мог себе объяснить. Я как будто летел.

– Пожалуйста, приходите ещё. Возможно, и вашу гуннскую душу ещё можно призвать.

Он кивнул, хмурясь и словно пытаясь ухватить за хвост ускользающую мысль, знамя в своей памяти. Даже когда он прощался и уходил, он всё ещё был погружён в себя.

Он вернулся через неделю, и они провели ещё один сеанс «внутри свечи», как называла их вдова Кан. В глубоком трансе она разразилась речью, которой не понял никто из них: ни Ибрагим, слушавший её в эту минуту, ни сама Кан, когда он позже вслух зачитывал записанное за ней.

Разволновавшись, он пожал плечами.

– Я поспрашиваю коллег. Впрочем, это может быть и язык, уже полностью для нас утраченный. Давайте сконцентрируемся на том, что вы видели.

– Но я ничего не помню! Может, самую малость. Как сон, который забывается при пробуждении, когда ты пытаешься его вспомнить.

– Значит, мне нужно быть умнее и задавать правильные вопросы, когда вы непосредственно погружены в пламя свечи.

– А если я вас не пойму? Или отвечу на этом чужом языке?

Он кивнул.

– Но вы как будто понимаете меня, по крайней мере отчасти. Наверное, мои слова транслируются за пределы этого измерения. Или же душа хунь способна на большее, чем мы изначально предполагали. Или по нити, что не позволяет путешествующей душе хунь отделиться от вас, передаётся часть ваших знаний. Или меня понимает душа по.

Он развёл руками: кто знает?

Затем её как будто осенило, и она положила руку ему на плечо.

– Был оползень!

Они молча стояли рядом. Воздух вокруг них слабо дрожал.