Годы риса и соли

– Си Фанди, – сказал Кун, – не говори больше ничего. Когда человек делает что-то насколько ужасное, как ты сейчас, и ему пора умирать, он должен заткнуться и сделать хорошую мину при плохой игре. Это всё, что он может сделать, чтобы подготовиться к следующему возвращению. Ты изнасиловал и убил заключённую, об этом свидетельствовали трое, а это одно из самых страшных преступлений. И есть донесения, что это было не в первый раз. Позволяя тебе жить и делать подобное снова, я только разожгу в людях ненависть к тебе и к нашему делу, а это неправильно. Давай больше не будем разговаривать. Я прослежу, чтобы о твоей семье позаботились. Будь более смелым человеком.

Си ответил с обидой:

– Мне не раз предлагали десять тысяч таэлей за то, чтобы убить тебя, и я всегда отказывался.

Кун отмахнулся от этого.

– Это был всего лишь твой долг, а ты думаешь, что он делает тебя особенным. Как будто ты должен сопротивляться своему характеру, чтобы поступить правильно. Но твой характер – не оправдание! Меня тошнит от твоего характера! У меня тоже строптивая душа, но мы боремся за Китай! Ради человечества! Ты должен игнорировать свой характер и делать то, что правильно!

И он отвернулся, когда Си Фанди уводили.

После этого Кун пребывал в мрачном настроении, подавленном, но без раскаяния.

– Это нужно было сделать, но всё без толку. Такие люди, как он, часто оказываются на первом месте. Вероятно, они никогда не вымрут. И поэтому, возможно, Китай никогда не избежит своей судьбы, – он процитировал слова Чжу: – «Обширные территории, богатые ресурсы, огромное население – неужели с такой прекрасной базой мы будем только ходить по кругу, попав в ловушку колеса рождения и смерти?»

Бао не знал, что ответить; он никогда не слышал, чтобы его друг говорил так пессимистично. Хотя это казалось ему достаточно знакомым: у Куна часто бывали перепады настроения, но в конце одно настроение преобладало. Он вздохнул, вскочил на ноги:

– Что бы ни было, продолжаем! Давайте, давайте! Мы можем только попытаться. Если мы должны как-то скоротать срок этой жизни, тогда уж лучше бороться за добро.

В конце концов, именно фермерские ассоциации сыграли решающую роль. Кун и Бао посещали еженощные собрания в сотнях деревень и городов, и тысячи солдат-революционеров, подобных им, передавали анализ и план Чжу народу, который в стране всё ещё был большей частью неграмотен, так что информацию приходилось передавать из уст в уста. Но нет такой формы общения, которая была бы быстрее и надёжнее, если она достигнет определённой критической точки накопления.

За это время Бао узнал все подробности фермерского существования. Он узнал, что Долгая Война лишила жизни большинство мужчин и многих молодых женщин. Где бы ты ни был, вокруг находилось всего несколько стариков, а общего населения оставалось меньше, чем до войны. Некоторые деревни были заброшены, другие – заселены минимально. Это затрудняло посадку и сбор урожая, и молодые люди, оставшиеся в живых, всегда работали, чтобы обеспечить выращивание продовольственных и налоговых культур сезона. Старухи работали не хуже других, делая всё, что могли в своём возрасте, чтобы помочь, сохраняя при этом манеры обычных имперских крестьянок. Обычно в деревне умели читать и вести счета только бабушки, которые будучи девочками жили в более благополучных семьях; теперь они учили молодёжь, как управлять ткацкими станками, вести дела с Пекинским правительством и читать. Из-за этого их часто убивали первыми, когда армия военачальников вторгалась в область, вместе с молодыми людьми, которые могли присоединиться к борьбе.

В конфуцианской системе земледельцы были вторым по значимости классом, чуть ниже учёных бюрократов, которые изобрели эту систему, но выше ремесленников и торговцев. Теперь интеллектуалы Чжу организовывали фермеров в глубинке, а ремесленники и торговцы в городах в основном ждали, что произойдёт. Так, по-видимому, сам Конфуций определил революционные классы. Конечно фермеров было гораздо больше, чем городских жителей. Поэтому, когда фермерские армии начали организовываться и маршировать, ветераны Долгой Войны мало что могли с этим поделать: они сами были уничтожены, и у них не было ни средств, ни желания убивать миллионы своих соотечественников. По большей части они отступали в самые большие города и готовились защищать их, как от мусульман.

В этом нелёгком противостоянии Кун выступал против любых массовых атак, отстаивая более тонкие методы, ведущие к победе над оставшимися городскими военачальниками. В некоторых городах были отрезаны линии снабжения, разрушены аэропорты, блокированы порты; тактика осады была самой старой, обновлённой с учётом нового оружия Долгой Войны. Да, назревала ещё одна Долгая Война, на этот раз гражданская, хотя в Китае никто этого не хотел. Даже самые младшие дети жили в руинах и тени Долгой Войны и знали, что вторая война будет катастрофой.