Читаем Годы странствий полностью

Сегодня, когда я проходил мимо комнаты Курденко, дверь к нему была открыта настежь и там за бутылками пива сидело человек пять. Увидев меня, Курденко крикнул:

– Заходите к нам, товарищ. У нас, видите, пир. Редкий случай.

Я зашел.

– Вот вы удивляетесь, – похлопал меня по плечу Курденко, – что я все спешу и не даю себе отдыха никогда… А мы вот пируем… Это мы тут устроили угощение по поводу Трофимовых.

И он указал пальцем на двух парней.

За столом сидело четверо Трофимовых. Двое испуганных и двое двоюродных братьев (без лица).

– Они теперь кандидаты в партию, – продолжал весело Курденко, доверчиво мне улыбаясь. – Пора и вам, Яков Адамович, подумать о партбилете. За вами ничего порочного не числится. Я знаю. Быть нейтральным – ни то ни се; положение незавидное. Человек вы сознательный. Религиозных предрассудков у Вас нет.

– Это верно, – оказал я. – Но старость, знаете…

– Торопитесь, торопитесь, – засмеялся Курденко. – Скоро настанет время, когда надо будет решать точно, с кем вы… И какие могут быть сомнения? Подумайте, что делается на Западе. В Америке (давно ли Форд хвастался, что у них нет безработных!) голодные рабочие окрестили приюты для бездомных Гуверовскими гостиницами.49 Вот вам и пресловутое благополучие Соединенных Штатов. Да что там доказывать очевидность! И в Америке, и в Европе все проваливается в тартарары… Все чепуха… Келлоговский пакт?50 Хорошенький пакт, когда на глазах всего мира Япония распоряжается Маньчжурией как своей вотчиной, а Лига Наций51 то сюсюкает лицемерно, то с совершенным бесстыдством поощряет грабительницу… За кулисами, конечно, готовятся кулаки против нас… Но это будни. Нашла коса на камень. А вот что сами они сядут в лужу, это ясно. Конференции по разоружению… Ах, сукины дети… Нет-с, какие бы проекты ни придумывали пацифисты (например, этот паяц Эррио52), все равно все буржуазные государства будут грызть друг другу горло, пока не уступят нам свое место… Трофимовы! Верно я говорю, товарищи?

– Верно-с! – в один голос рявкнули два Трофимовых (те, что без лица).

Так и рявкнули с этим самым «эс…».

Испуганные Трофимовы тоже издали какой-то звук.

– Да, – продолжал Курденко, воодушевляясь, – как Макдональд53 ни старается прикрыть скандальное положение дел в Англии, шила в мешке не утаишь. Сам Болдуин54 недавно проговорился, что пока не предвидится конца кризису… Ну, товарищ Макковеев, что вы скажете по поводу всех этих обстоятельств?

– Вы правы, – сказал я серьезно. – Положение Европы безвыходное… Да и вообще… Вот кто не останется безработным, так это наш квартирант Погостов…

– А почему он? – не сообразил Курденко.

– Да ведь он гробовщик…

Курденко сначала засмеялся, а потом нахмурился:

– Вы что-то путаете, Макковеев; ведь Погостов не в Европе, а у нас…

– Скоро все границы будут стерты, – поспешил я разъяснить. – А мы ведь могильщики буржуазии…

– Да, да… Могильщики! – вдруг неожиданно угрюмо пробасил один из Трофимовых.

– Но мы не только могильщики, – стукнул кулаком по столу Курденко, – вон, глядите в газеты за вчерашний день: сталинградский завод дал сто двадцать тракторов, красный путиловец – восемьдесят три, харьковский – сорок пять… Идет? Московский автозавод имени Сталина – двадцать шесть автомашин, два автобуса и двадцать восемь моторов. А посмотрите, сколько угля добыто в Донбассе, Уралугле, Кузбассе, Дальугле… А сколько по всему Союзу выплавлено чугуна и стали… Нет, мы не только могильщики старого мира: мы строители нового мира… Верно, товарищ Макковеев?

– Конечно, строители, – согласился я. – Только вот вредители мешают… А то бы мы давно за пояс заткнули Европу.

– Ну, вредителей теперь уж мало осталось, – добродушно засмеялся Курденко. – Мы их убрали…

– Убрали явных или тех, кого принимали за явных, а сколько осталось неуловимых, тайных! – заметил я, чувствуя, что «не могу молчать».55

– То есть каких вы имеете в виду?

– А вот, знаете, тех, которые безупречны… Они, может быть, самые опасные. Они ничего не делают противозаконного. Но внутри – яд.

– А шут с ними, ежели внутри. Нам-то какое дело.

– Конечно, пока внутри – ничего… А вдруг ужалят… В пяту… Ведь мы все Ахиллесы…56 И у советского правительства есть пята…

– Плюньте. Это все догадки. Нам этой психологией заниматься некогда. Работать надо, Макковеев…

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 мифов о Берии. От славы к проклятиям, 1941-1953 гг.
100 мифов о Берии. От славы к проклятиям, 1941-1953 гг.

Само имя — БЕРИЯ — до сих пор воспринимается в общественном сознании России как особый символ-синоним жестокого, кровавого монстра, только и способного что на самые злодейские преступления. Все убеждены в том, что это был только кровавый палач и злобный интриган, нанесший колоссальный ущерб СССР. Но так ли это? Насколько обоснованна такая, фактически монопольно господствующая в общественном сознании точка зрения? Как сложился столь негативный образ человека, который всю свою сознательную жизнь посвятил созданию и укреплению СССР, результатами деятельности которого Россия пользуется до сих пор?Ответы на эти и многие другие вопросы, связанные с жизнью и деятельностью Лаврентия Павловича Берии, читатели найдут в состоящем из двух книг новом проекте известного историка Арсена Мартиросяна — «100 мифов о Берии»Первая книга проекта «Вдохновитель репрессий или талантливый организатор? 1917–1941 гг.» была посвящена довоенному периоду. Настоящая книга является второй в упомянутом проекте и охватывает период жизни и деятельности Л.П, Берия с 22.06.1941 г. по 26.06.1953 г.

Арсен Беникович Мартиросян

Биографии и Мемуары / Политика / Образование и наука / Документальное
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное