Годы в седле

В наши руки попал приказ Махно, адресованный Каретникову. Он полностью касался нас. Крыжин прочитал его вслух, сразу же переводя на русский язык. Там были такие строки:

«Отдельная интернациональная кавалерийская бригада, состоящая из басурманов и москалей, с невиданной дерзостью напала 26 ноября сего года на Гуляй-Поле... причинила войскам народно-революционной армии громадный урон... Приказываю избегать столкновения с нею... Командиров, комиссаров и басурманов в плен не брать».

Последняя фраза вызвала повальный смех.

6

Всю первую половину декабря бригада, войдя в состав особой группы Н. Д. Каширина, вела напряженную борьбу с махновцами. Они метались в районе Орехов, Федоровка, Берестовое, Большой Токмак. Мы хорошо изучили их тактику, маршруты, местность. Это позволяло почти безошибочно разгадывать намерения бандитов, устраивать засады, окружать и уничтожать врага по частям.

По мере укрепления Советской власти Махно все больше терял опору среди крестьян Южной Украины. Теперь за батька продолжали держаться только самые ярые противники нового строя. Как затравленные волки, рыскали они по степи. Дни их были сочтены. Крупные силы Красной Армии концентрическими ударами с северо-запада, севера и востока прижимали остатки батькиных отрядов к Азовскому морю, загнали их в треугольник Федоровка — Акимовка — Андреевна.

Чтобы ускорить разгром этих последышей махновщины, командующий войсками Украины и Крыма М. В. Фрунзе направил сюда особую группу Каширина. Наша бригада шла в авангарде 3-го конного корпуса.

К вечеру по занесенному снегом проселку подошли к Федоровке. Оттуда ударила артиллерия. Снаряд пролетел над нашими головами, еще один взорвался впереди.  

— Не свои ли бьют? У Махно не было тяжелых орудий, — забеспокоился Стрельбицкий.

Однако стреляли именно махновцы. Как потом выяснилось, в ночь на 15 декабря они выскочили из Андреевки и, пользуясь темнотой, маскируясь в полосе низких туманов, оторвались от преследования. В Федоровке им удалось захватить три наши тяжелые пушки. Здесь рассчитывали отдохнуть, а затем податься дальше на запад. Но на их пути неожиданно появилась интернациональная бригада и сразу спутала все планы.

Завязался бой. В самом его начале неподалеку от меня вспыхнула красная молния, раздался страшный грохот, и я куда-то провалился. Очнулся в Александровске. Страшно ныла голова. С удивлением узнал, что уже двое суток нахожусь в госпитале. Товарищи рассказали: под Федоровкой бандитов разбили наголову. Побросав все, Махно с отрядом в 400 сабель бежал в Янисаль. Но его нашли и там. С 16 по 24 декабря в непрерывных стычках он растерял последнее, что осталось у него от некогда многочисленной армии, а 25 декабря с кучкой приближенных переправился на правый берег Днепра...

Лишь в начале февраля 1921 года я выписался из госпиталя. Бригада в это время стояла в Покровском. По приказу М. В. Фрунзе она подлежала расформированию. Интернационалисты честно выполнили свой долг перед революцией. В защиту Советской России — отечества всех трудящихся — они внесли немалый вклад. Теперь бойцы и командиры готовились к отъезду по домам, сдавали лошадей, оружие, имущество. На станции уже стояли подготовленные для них эшелоны.

В самый разгар сборов до нас дошла весть: пять-шесть тысяч бандитов, собранных Нестором Махно на Правобережной Украине, удирая от Первой Конной армии, пытаются переправиться на левый берег Днепра напротив Покровского. Еще через несколько часов на взмыленной паре примчался фуражир полка. Боец рассказал, что километрах в сорока от села на продотряд, в котором был и он, налетели махновцы. Они схватили тридцать красноармейцев и после страшных пыток изрубили их. Остальные сорок человек  забаррикадировались в здании паровой мельницы и ведут бой.

Кавалеристы собрались в группы, начали обсуждать, как быть. Ведь они, по сути, уже демобилизованные. У них нет даже клинков.

Вдруг все замерли. Со стороны, где размещался 1-й полк, состоявший в основном из русских, украинцев, узбеков, киргизов и таджиков, долетели тревожные звуки трубы. Все их поняли: товарищи выходят навстречу врагу.

И тогда другая труба, на этот раз совсем близко, звонко повторила боевой клич. Трубил Янош Ковач. Кто ему приказал, неизвестно. Да и приказывал ли вообще?

Сигналу повиновались все — и те, кто был за немедленный поход, и те, кто возражал. В мгновение ока вновь были оседланы кони, получено оружие. Через два часа бригада выстроилась. Совершив стремительный марш-бросок, она с ходу вступила в бой.

Махновцы не ожидали такого поворота событий. Взятый в плен бандит рассказал, что батько потому и направился сюда, что знал о расформировании нашего соединения. Когда же ему доложили, что интернационалисты не только выступили против него, но и уничтожили уже пятьсот его конников, он на месте застрелил того, кто принес эту весть. Советники Махно предложили прорываться в другом месте. Батько заупрямился. Он не верил, что демобилизованные красноармейцы будут сражаться с прежней самоотверженностью.