Годы в Вольфенбюттеле. Жизнь Жан-Поля Фридриха Рихтера

Однако передовые, умнейшие соотечественники, затаив дыхание, прислушивались к ясному голосу из Вольфенбюттеля, чтобы потом — эх, вечно все у нас происходит с опозданием! — подхватить этот тон и эти суждения и нести их дальше объединенной силой разума и искусства Гердера, Виланда, Лихтенберга, Якоби или Гёте.

Но пока, в эти горчайшие часы, Лессинг был в одиночестве.

Удар был нанесен в упор.

Директору книгоиздательства в пользу сирот, где печатались все «Материалы» Лессинга, его полемические сочинения и выпуски «Анти-Гёце», престарелый герцог Карл послал распоряжение кабинета не только не принимать в дальнейшем от «упомянутого надворного советника и библиотекаря» ни единой строчки для опубликования, равно как и не выпускать в свет то, что «в настоящий момент должно было находиться в печати», но и, напротив, представить верховному духовенству епархии подробный перечень еще имеющихся в наличии экземпляров третьего и четвертого выпусков «Материалов» и последующих полемических сочинений с тем, чтобы «ни один экземпляр более не попал в руки кому бы то ни было, а дальнейшая продажа была полностью прекращена».

Тайные советники, предположительные сочинители распоряжения кабинета, крайне враждебно характеризовали печатные работы Лессинга, «…кои если и не выказывают намерение полностью сокрушить христианскую религию, то, во всяком случае, подвергают сомнению ее основу… бесчинство коих и почти неслыханное стремление потрясти религию в ее основе, выставить ее в комическом и презренном виде терпеть долее невозможно…»

То был герцогский запрет на публикации!

Теперь враги Лессинга могли вздохнуть с облегчением, даже возликовать. Этих противников никто ни в чем не ограничивал, а следовательно, они могли в корне превратно истолковать его вынужденное молчание.

Эта мысль чрезвычайно тревожила Лессинга: в разгар спора оказаться с кляпом во рту! Но он не подал виду и с невозмутимостью старого бойца написал 11 июля 1778 года обстоятельное письмо герцогу Карлу. Уже во второй фразе он высмеивал придворных тайных наушников. «Поскольку я, однако, живу праведной надеждой, что Ваша светлость готовы выслушать и меня, то я осмеливаюсь изложить лично Вашей светлости истинные обстоятельства дела нижеследующим образом».

И дальше: «Я безусловно готов отдать себя на суд любого, даже самого придирчивого теолога — пусть-ка он покажет мне, особенно в „Материалах“, хоть что-нибудь, что давало бы основание заподозрить меня в ереси».

Такова была его тактика: старый герцог потребует объяснений, и он сможет незамедлительно возобновить свою борьбу. «Но что касается меня, то теперь я… оказался вовлечен в склоку, которую никак не могу вдруг оборвать на полуслове. Ибо в этой склоке я являюсь не нападающей, а обороняющейся стороной. Я подвергся нападкам со стороны человека, который прекрасно известен своей нетерпимостью к самым невинным мнениям, если только они не совпадают полностью с его собственными. Я подвергся нападкам столь яростным, что по сравнению с ними все самое резкое, что я ему до сих пор ответил, — не более чем комплименты».

Из этого, считал Лессинг, следует вывод, будто герцогу надлежит разъяснить книгоиздательству в пользу сирот, «что запрет на „Фрагменты“ не распространяется на мои антигёцевы сочинения, кои они по-прежнему могут бесцензурно печатать в своем издательстве».

Эшенбургу, который, как всегда, проявлял интерес к его делам, Лессинг сообщил, что заключил послание герцогу угрозой уйти в отставку, если верховное духовенство епархии велит конфисковать антигёцевы сочинения. Но Лессинг написал также, что пока он, однако, пребывает в добром расположении духа, пока он и не думает отчаиваться.

Произошло то, чего опасался Лессинг, — ответ герцога, внушенный ему советчиками из консисторий, был неумолим: запрет на «Фрагменты», запрет на антигёцевы сочинения, повеление в восьмидневный срок прислать герцогу рукопись «безымянного» вместе со всеми когда-либо сделанными с нее копиями, запрет на дальнейшую публикацию «Фрагментов», равно как и любых других подобных сочинении, под угрозой «тяжкой немилости», повеление возвратить герцогу оригинал освобождения от цензуры…

Герцогский запрет на публикации означал, по сути дела, запрет на творчество и вдобавок проклятие лютеранской консисторией. Кроме того, герцог одновременно отдал распоряжение ученому совету Гельмштеттского университета и магистрату Брауншвейга повсеместно изъять фрагмент «О целях Иисуса и его последователей». И в Саксонии была уже запрещена продажа антигёцевых сочинений, а в Дании введен запрет на их ввоз.

Готхольд Эфраим Лессинг не сложил оружия. В ответном письме он поставил герцога в известность, что отныне, в ущерб здешнему книгоиздательству в пользу сирот, будет печататься за границей. Он так и поступил, для верности продублировав публикацию: его «Необходимый ответ на один совершенно излишний вопрос господина обер-пастора Гёце» вышел сразу в Гамбурге и в Берлине. Карлу в Берлине удалось уговорить Фосса напечатать «Необходимый ответ» также и в его издательстве. Не все пути еще были отрезаны…