Годы в Вольфенбюттеле. Жизнь Жан-Поля Фридриха Рихтера

Чтобы получить место, нужны рекомендации и посредничество — пасторов, чиновников, придворных поэтов, издателей, но в первую очередь профессора. Так развивается подхалимство перед ними, которое возмущает студента Рихтера в Лейпциге. Таким посредничеством был известен, например, Геллерт. В «Леване» Жан-Поля говорится о «приснившемся письме к благословенному профессору Геллерту, в котором автор просит о месте гувернера», называя профессора оптовым поставщиком учителей. Шиллер добывает Гёльдерлину место у госпожи фон Кальб.

Почти всем выдающимся людям того времени, у которых в отличие от Гёте не было достаточных средств, пришлось пройти суровую школу гувернерства. Гердер, Гиппель, Гаман, Глейм, Винкельман, Гебель, Кант, Фихте, Гегель, Шлейермахер, Гёльдерлин, Базедов, Кампе, Гейнзе, Ленц, Иоганнес фон Мюллер, Фосс, Арндт — все они проходили через эту школу услужения; то был принудительный этап образования, вроде странствий подмастерьев, с тем преимуществом, что он протекает не в собственной социальной среде, а позволяет познакомиться со всеми имущими слоями: с деревенской, столичной, чиновничьей и офицерской знатью, патрициями, духовенством, торговцами, купцами, арендаторами.

Наниматель уважает домашнего учителя настолько, насколько в его семье считаются с детьми и с их воспитанием. Хуже всего в домах деревенской знати, поэтому служба здесь чаще всего похожа на прислуживание. Когда в пьесе Ленца «Домашний учитель» герой осмеливается за столом вмешаться в разговор, хозяйка обрывает его: «Да запомнит он, мой друг: слугам в обществе господ разговаривать не пристало. Пусть убирается в свою комнату. Его никто не спрашивал».

В бюргерских семьях, где в видах карьеры придают большее значение образованию, положение иное. Здесь в домашнем учителе зачастую почитают уже воспитателя, в особенности если родители понимают, что значат гуманные демократические методы воспитания. Часто именно домашний учитель растолковывает родителям своих воспитанников: авторитарное положение отца в большой патриархальной семье соответствует положению самодержавного князя в государстве, авторитарная педагогика подавляет все демократические побуждения подданных. «Добрые привычки не вырабатываются лишь приказами, назиданием, предостережениями, наказаниями. Упражнения — вот настоящее средство», — учит бывший домашний учитель Базедов. На детей раньше смотрели как на незрелых взрослых, теперь к ним начинают относиться как к самоценным существам. Просветители стремятся внедрить во влиятельные семьи подходящих учителей. Тайная организация «Немецкий союз», созданная Карлом Фридрихом Бардтом, издает предписание «осторожно действовать во всех местностях, семьях, при дворах etc., оказывая влияние на замещение должностей гувернеров, секретарей, священников и т. д.». Проблема «воспитания князей» (домашними учителями, разумеется) играет значительную роль в литературе — от Виланда до Жан-Поля.

К тем, кто превращает свое вынужденное звание в призвание, принадлежит и Жан-Поль. Он и учителем работает творчески, сворачивает со старых путей, ищет новые, записывает наблюдения и пишет потом на этой основе книгу, которая обеспечивает ему место в истории педагогики. Тем не менее должность домашнего учителя в Тёпене — это прежде всего бегство. Он бежит от семьи, от голода. По настоятельным просьбам Рихтера друг Эртель, который, постоянно прихварывая, вскоре после него покинул Лейпциг, добился для него этого места. Это последняя из множества дружеских услуг. 13 октября 1786 года Адам фон Эртель умирает на руках у Рихтера.

Через три месяца Рихтер вступает в должность учителя в господском доме поместья Тёпен. Его ученик — младший брат почившего друга. Рихтер обучает его по собственному методу, который потом назовет «развитием жажды познания».

Вскоре ученик привязывается к нему трогательной любовью, с отцом же, хозяином, у Рихтера постоянно возникают споры, которые и после увольнения продолжаются в письмах. От голода Рихтер теперь избавился, но независимость потерял. У него есть собственная комната и покой, но меньше времени для себя. Однако он использует и это малое время. Даже на прогулках он всегда с книгой или с грифельной доской. Потрясение, вызванное смертью друга, едва сказывается. Он лишь пишет несатирическое сочинение («Что есть смерть»). Последствия этого удара судьбы пока еще неощутимы.

Годы в Тёпене вознаграждают писателя знакомством с новой областью жизни. Он увидел деревню с другой точки зрения, не глазами мечтательного сына пастора. Жизнь в господском доме утратила свой блеск. Он увидел нужду и бесправие крестьян. Сатиры, которые он теперь пишет, становятся более острыми и более точными. Алчный помещик, с которым он через два года расстанется, позднее появится в романе.