Гоф-медик

– Предполагаю панталоны вам заменить юбками и украсить коричневым кружком на заднице. И вместо Уланского гвардейского будете Первым мужеложским полком. – Притворная мягкость сменилась стальной яростью. – Устроили у себя рассадник разврата! Поручик вашего полка из ревности сегодня ночью убил своего любовника, вашего же секунд-майора, и повесился! И хорошо, что повесился, сраму меньше! Мне полицейские его дневник прислали. Мерзость и пакость! Хронологию вел, как задницей чинов добивался! Только чтобы не марать честь всей моей гвардии, я велел молчать о таком позорище. Приказываю полку сегодня же из столицы уйти. Согласуйте с Главным штабом куда. Хоть на войну, хоть на учения, но чтобы ваша форма здесь месяц не мелькала.

– Слушаюсь, ваше величество!

– Торан! В дневнике перечень мужеложцев есть, пять человек, штаб-офицеры твоих полков. Список вот, всех из него сегодня же в отставку с поражением на одно звание. Три дня им на сборы – и из столицы тоже вон. Без права возвращения! Да смотри, чтобы газетенки о скандале не пронюхали. Только потому развратников в заключение не определяю. Хотя годика по два в крепости заслужили.

– Отец! Я ни сном ни духом…

– Знаю! Сам предположить не мог. Потому не ругаю. Однако разберись. Следующее. Обер-гофмейстерину сюда не позвал: не след дамам такое слушать. Однако велю ей передать, что сестру убивца от двора отчислить и отправить к родителям. Бант с фрейлинским шифром забрать, по причине недостойного поведения. Про нее в дневнике тоже кое-что написано.

Служба

Дворец лихорадило. Это чувствовал даже я, сидя на дежурстве. К его милости вереницей шли посетители, а кофей он пил с его величеством и его королевским высочеством принцем Тораном. Дежурных, против обыкновения, не позвали. Служитель мне шепнул: «Государь весьма грозны сегодня. Хотели Уланский полк в Мужеложеский переименовать, однако смилостивились и только в поход услали. Ихонный офицер был мужеложцем и из ревности до смерти убил другого. Сам повесился. Полиция приехала, нашла дневник, и оно открылось».

Ко мне вернулись мои трофеи с приказом изъять из дневника листы с упоминанием жертв, приложить к письмам, определить принадлежность драгоценных вещиц. Затем разделить по жертвам и заклеить в пакеты. После исполнения меня вернули на пост с указанием дать подсмотреть служителям наиболее яркие описания из оставшихся в дневнике. Не поверите! Мне трижды разные кофешенки приносили перекусить. Камердинер, взявший меня под опеку, зашел спросить о фасоне заказываемого партикулярного костюма. Раскрытый дневник, забытый на краешке стола, наверняка был тут ни при чем. А его страницы перелистывались сами, видимо движимые легким сквозняком. Камер-цалмейстер подошел с малозначащим вопросом и не отказался отведать со мной кофею. Что говорить! Лично гоф-фурьер захотел справиться об удобстве моего рабочего места и тоже не отказался от чашечки. Им я невзначай открыл раздел с описанием встреч с любовниками. Все-таки мы дворяне, придворные, в одном чине, нам вместе еще служить и служить. Тем более что эти господа чуть не вдвое старше меня.

Позже прошел слух, что сестра убивца за неприличное поведение отправлена от двора к родителям. Шифр у нее забрали! В наказание виновных во вскрывшемся романчике чаще всего женили. Виноваты? Пусть теперь мучаются друг с другом всю жизнь! Фрейлина после замужества выходила в отставку, статс-дамами становились немногие. Шифр… Это такой медальон в виде вензеля, усыпанного драгоценными камнями. Он всю жизнь носился как знак отличия. Так вот, шифр в таких случаях не отбирали. Конечно, непорядок романы крутить, но дело-то житейское. Плоть слаба, да и как иначе новые подданные будут нарождаться? Ну а раз так, то, помимо родительского, приданое лично от государя бывшим девицам выдавалось. Помимо прочего, одним серебром тридцать тысяч. Чтобы отобрали фрейлинский шифр, нужно сильно постараться. Раньше при нынешнем государе такого вовсе не случалось. За что сия немилость, многие гадали, но точно никто не ведал. Однако без вины не наказывают. Опять же наказанная могла в ноги ее светлости Силестрии броситься, заступничества просить. Не просила? Значит, знает, за что наказали. Репутация отставленной упала до уровня плинтуса.

К обеду обнаружились те, кто краем глаза прочитал пару страниц в дневнике. Они такое рассказали! Ужас-ужас-ужас, что развратник творил! Все для карьеры старался. А один служитель у двери стоял, «случайно» слышал, как сестру убивца допрашивали. Так она сказала: «Я виновата только в том, что ни в чем не могла отказать брату». Представляете, ни в чем! В чем именно, сплетники домысливали сами. Какой разврат! Репутация девицы рухнула с уровня плинтуса до пола подпола. Остатки престижа расклевали бывшие подруги виновной, другие фрейлины, которые вспомнили и в самом интересном ключе интерпретировали прежде виденное. Естественно, в себе держать не стали, поделились с окружающими своими соображениями. В общем, скандал гулял по дворцу, раскручиваясь и набирая обороты. Будет про что вечером поговорить в салонах.