Читаем Гоген в Полинезии полностью

есть луна, возрождается каждый месяц. На картине таитянский юноша (или девушка?) в

окружении чарующей природы утоляет жажду из водопада (илл. 30). Сценка овеяна

таинственным ореолом, который и впрямь оправдывает название. Но в этом случае легко

доказать, что Гоген в точности воспроизвел фотографию (илл. 29). снятую поселившимся

в Папеэте эльзасцем Шарлем Шпицем. Кстати, Шпиц был очень искусный фотограф, он

даже получил медаль за пейзажи, украшавшие таитянский отдел Всемирной выставки

1889 года в Париже101.

Даже в самом реалистическом произведении Гогена этой поры, прощальном портрете

Теха’аманы, датированном 1893 годом (илл. 28), есть много мифологических и

этнологических черточек. В награду за то, что она так часто и так терпеливо позировала

ему в самых неожиданных положениях и нарядах, на этот раз ей было разрешено

позировать так, как это нравится большинству таитянок: в своем лучшем выходном

платье, сидя, прямая спина, каменный взгляд. Зато на фоне Гоген изобразил не только

оригинальный орнамент - знаки пасхальской письменности (их он, наверно, видел в музее

католической миссии в Папеэте, где экспонировалось много образцов), но и

фантастические головы собственного изобретения и стилизованную в индийском духе

фигуру женщины. Пожалуй, единственный таитянский предмет - веер, который

Теха’амана держит в руке и который, очевидно, выражает благодарность Гогена, ибо в

старину такой веер был первым атрибутом и символом настоящей красавицы. Таитянское

название картины - «Мерахи метуа но Теха’амана» (его легко можно прочесть в нижнем

левом углу) - породило больше разнотолков и неверных толкований, чем большинство

других гогеновских названий, а это не пустяк! Изо всех переводов самый близкий к истине

- «У Теха’аманы много предков», но и он ничего не объясняет. Можно уверенно сказать,

что правильный перевод: «У Теха’аманы много родителей». На первый взгляд он тоже

может показаться нелепым, однако, если вспомнить, как Гогену пришлось завоевывать

благосклонность двух тещ, когда он нашел Теха’аману, название обретает и смысл и юмор.

Разумеется, крайне соблазнительно с помощью этого полотна (все, знавшие

Теха’аману, утверждают, что портрет очень похож) попытаться определить, для каких еще

картин она позировала. Но результат будет неутешительным и ненадежным. И это вполне

естественно: ведь Гоген редко стремился к фотографической точности портрета;

исключение составляют только что названная картина и деревянная маска Теха’аманы,

которые во всем совпадают друг с другом. Сколько трудностей сулит игра в «угадайку»,

видно из такого факта: если подсчитать, на каких картинах различные авторы и

искусствоведы «узнавали» вахину Гогена, окажется, что в это число входят все женские

портреты, написанные им во время первой поездки на Таити.

Плоды земли и рыбная ловля помогли Гогену растянуть полтораста франков на два с

лишним месяца и завершить свой труд. К февралю 1893 года, когда кончилась купленная

им мешковина, он создал общим числом «шестьдесят шесть более или менее удавшихся

картин и несколько сверхдикарских деревянных скульптур», справедливо считая, что этого

«вполне достаточно для одного человека». Возвращение из мира образов в мир

действительности на этот раз было особенно болезненным. Из Парижа пришел отчет,

который он запрашивал, и выяснилось, что Жоаян еще в мае 1891 года, когда Гоген только

плыл на Таити, продал несколько его картин и что Морис от имени Гогена немедля забрал

всю выручку - 853 франка 25 сантимов. Очевидно, он их попросту прокутил.

Гоген справедливо назвал Мориса подлым лжецом и вором и в письме Даниелю

поклялся, что, вернувшись в Париж, не пощадит негодяя. Одновременно с отчетом он

получил печальное письмо от Метте. Хотя она сумела продать еще одну картину, ей все

виделось в черных красках. Свой ответ Гоген начал словами, которые вряд ли могли ее

ободрить: «А что тогда мне говорить?! Вот уже девять лет я живу, не видя семьи, без дома,

часто без еды. Последние два месяца приходилось как-то выкручиваться, чтобы не тратить

денег на еду. День за днем маиоре - безвкусные плоды, напоминающие хлеб, - и стакан

воды составляют весь мой стол. Не могу даже позволить себе выпить чашку чаю, сахар

слишком дорог. Я стоически выношу это, хотя здоровье подрывается, и зрение, которое

мне так необходимо, заметно слабеет. Если бы ты прислала деньги, вырученные за

последнюю картину, ты спасла бы мне жизнь»102. Впрочем, тут же он старался загладить

все грехи, в том числе явную ложь о своих якобы ужасающих страданиях, соглашаясь

принести жертву, которая несомненно должна была порадовать Метте. Вот как он излагал

свой неожиданный новый план:

«То, что я задумал, осуществить не просто, но возможно. В парижских школах есть

инспекторы по рисованию. Работы у них очень мало, а платят им хорошо, 10 тысяч в год.

Регане, тоже получивший официальную миссию, теперь - инспектор. Итак, я прошу

парижских друзей помочь мне получить такую должность. Пюви де Шаванн, член

Института (который назначает инспекторов), благожелателен ко мне. Возможно, тебе

Перейти на страницу:

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
Актеры нашего кино. Сухоруков, Хабенский и другие
Актеры нашего кино. Сухоруков, Хабенский и другие

В последнее время наше кино — еще совсем недавно самое массовое из искусств — утратило многие былые черты, свойственные отечественному искусству. Мы редко сопереживаем происходящему на экране, зачастую не запоминаем фамилий исполнителей ролей. Под этой обложкой — жизнь российских актеров разных поколений, оставивших след в душе кинозрителя. Юрий Яковлев, Майя Булгакова, Нина Русланова, Виктор Сухоруков, Константин Хабенский… — эти имена говорят сами за себя, и зрителю нет надобности напоминать фильмы с участием таких артистов.Один из самых видных и значительных кинокритиков, кинодраматург и сценарист Эльга Лындина представляет в своей книге лучших из лучших нашего кинематографа, раскрывая их личности и непростые судьбы.

Эльга Михайловна Лындина

Биографии и Мемуары / Кино / Театр / Прочее / Документальное