Читаем Гоген в Полинезии полностью

Шуффа с парижским врачом Шарлопеном, человеком многосторонним, который в

свободное время увлекался изобретательством и коллекционировал произведения

искусства. Все свои непроданные творения, а именно тридцать восемь картин и пять

керамических изделий, Гоген предложил ему почти за бесценок: 5 тысяч франков. И

Шарлопен согласился заключить эту сделку - как только он сам получит деньги за свое

последнее изобретение. Ждать недолго, от силы два месяца. Заметно повеселев и

воспрянув духом, Гоген вернулся в Бретань и принялся размышлять, кого он возьмет с

собой на Мадагаскар.

Первым, кому он предложил разделить это блаженное существование, был,

естественно, Эмиль Бернар. Почти столь же неоспоримым кандидатом был зажиточный

Мейер де Хаан. Третьим счастливчиком был Шуффенекер. Правда, Шуфф частенько

казался Гогену невыносимо банальным и суетливым, но его практичность могла быть

полезной для колонии художников. Особенно, если бы он согласился продать свой

земельный участок в Париже. После некоторых колебаний Гоген решил наконец

пригласить также и Винсента Ван Гога. Колебался он потому, что Ван Гога все еще

держали в сумасшедшем доме. Но если Винсент станет совладельцем тропической

мастерской, Тео уж наверно постарается сбывать их произведения в своей парижской

галерее. Что до остальных приверженцев, то Гоген решил еще подумать. Впрочем,

Лавалю, если бы он и попросился в компанию, был заранее обеспечен отказ: во время

панамской эпопеи он показал себя слишком слабым и капризным, чтобы Гоген захотел

взять его с собой повторно.

Особенно загорелся Эмиль Бернар, который тотчас ответил: «Твое письмо наполнило

меня радостью, восторгом и надеждой. Больше всего на свете я мечтаю о том, чтобы

уехать, убраться куда-нибудь подальше, куда угодно, лишь бы это был неизведанный край.

К сожалению, есть два препятствия. Первое - денежный вопрос, второе - какие там

условия для работы... А как было бы славно уехать далеко-далеко и избавиться от всех

забот! Расстаться с этим нудным европейским существованием, с этими тупицами,

скрягами и пузатыми пройдохами, со всеми этими зачумленными подонками. Что до моей

возлюбленной (да, я влюблен, и почему бы нет?), то она присоединится к нам. Наверное,

присоединится, если вправду любит меня. Ах, как чудесно будет вволю упиться свободой,

любоваться морем, вдыхать безлюдье... Спасибо, ты так утешил меня, теперь я уверенно

смотрю в будущее»6.

Необычная даже для Бернара горячность и восторженность объяснялась не только

тем, что он влюбился и со скрипом поступил работать художником на текстильную

фабрику в Лилле, чтобы можно было жениться. Главную роль играло то, что он впервые в

жизни усомнился в своем даре живописца и теперь, по его словам, пытался утопить свои

сомнения в «потоке молитв, курений и псалмов». Гоген ответил ему советом, очень

разумным, но чересчур деловитым и трезвым, чтобы прийтись по вкусу Бернару. Он

написал, что куда проще и дешевле по прибытии на остров найти себе местную женщину.

Не говоря о прочих преимуществах, будет бесплатная модель. Что до путевых расходов, то

и эту задачу легко решить - надо наняться на один рейс официантом.

Со следующей почтой Гоген получил еще более пылкое письмо, в котором Эмиль

Бернар неожиданно заявлял, что далекий тихоокеанский остров Таити несравненно лучше,

чем Мадагаскар, подходит для задуманной ими мастерской в тропиках. С простодушной

искренностью он признавался, что пришел к такому выводу, прочитав сентиментальный

бестселлер «Женитьба Лоти». Вот как заманчиво Пьер Лоти описывал жизнь на Таити: «В

Океании не знают, что такое тяжелый труд. Леса сами по себе производят все нужное,

чтобы прокормить эти беспечные племена; плоды хлебного дерева и бананы растут для

всех и в достаточном количестве. Годы проходят для таитян в полной праздности и

нескончаемых грезах. Эти большие дети не могут представить себе, что в нашей

прекрасной Европе многие люди должны убивать свою жизнь на то, чтобы добывать хлеб

насущный». В другой главе он пишет: «Ни оружие, ни припасы, ни деньги не нужны;

всюду вас ожидает горячее и безвозмездное гостеприимство. Единственные опасные

существа на острове - европейские поселенцы, однако их немного, и почти все они

сосредоточены в городе Папеэте»7.

Гоген справедливо возразил, что это любовный роман, сочиненный флотским

офицером, который рассказывает преимущественно о своих похождениях во время

увольнения на берег, и попросил Бернара для верности поискать еще какие-нибудь

сведения в более надежных источниках. Бернар немедленно прислал ему изданный

министерством колоний в 1889 году официальный справочник. Один из авторов

справочника даже побывал на Таити8. Благодаря историческим обзорам, латинским

названиям флоры и бездне цифровых данных о погоде, высоте гор, рыночных ценах,

бюджете колонии и пароходных рейсах книжка эта производила очень солидное

впечатление.

Разумеется, особенно жадно Гоген глотал страницы, посвященные островитянам. Вот

как тепло и одобрительно отзывались о них авторы. «Представители малайско-

полинезийской расы великолепно сложены... Что касается их духовных качеств, то на

Перейти на страницу:

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
Актеры нашего кино. Сухоруков, Хабенский и другие
Актеры нашего кино. Сухоруков, Хабенский и другие

В последнее время наше кино — еще совсем недавно самое массовое из искусств — утратило многие былые черты, свойственные отечественному искусству. Мы редко сопереживаем происходящему на экране, зачастую не запоминаем фамилий исполнителей ролей. Под этой обложкой — жизнь российских актеров разных поколений, оставивших след в душе кинозрителя. Юрий Яковлев, Майя Булгакова, Нина Русланова, Виктор Сухоруков, Константин Хабенский… — эти имена говорят сами за себя, и зрителю нет надобности напоминать фильмы с участием таких артистов.Один из самых видных и значительных кинокритиков, кинодраматург и сценарист Эльга Лындина представляет в своей книге лучших из лучших нашего кинематографа, раскрывая их личности и непростые судьбы.

Эльга Михайловна Лындина

Биографии и Мемуары / Кино / Театр / Прочее / Документальное