Гогия Уйшвили

Гогия послушно отложил работу и стал ждать, пока испекутся ватрушки. Чтобы убить время, он пошел осматривать курятник и свинарник и, когда вернулся, с удовольствием сообщил жене:

— Здорово растолстела эта пеструшка! И гребешок себе отрастила. Да и каплун, кажется, очень жирный! Бедняжки, им жить осталось всего часа два!.. Грех, должно быть, что столько живых существ уничтожает человек! Как ты думаешь, Марине?..

— Кто знает, грех или не грех? Бог так создал, не мы в том повинны! — ответила Марине.

— Было бы лучше, если бы всеблагой господь создал все иначе! А то, сама посуди, я должен заколоть этого толстого борова. Если бы ты только видела, как он ужасается смерти, как боится ее! Небеса содрогаются от его крика! — задумчиво произнес Гогия.

Но тут же переменил разговор:

— Не плохо мы на этот раз встречаем Новый год, Марине! Раньше нам не удавалось напасти к Новому году и половины того, что мы напасли теперь. О, святой Василий, может быть действительно к концу жизнь моя станет слаще. А что, если с Нового года все повернется к лучшему? — произнес Гогия, и надежда сверкнула в его глазах.

— Будь благословенно милосердие божие! Когда-нибудь и на нас обратит он свою милость! — с надеждой в голосе воскликнула Марине.

— Недаром, Марине, говорят, что крестьянин надеется до самой смерти! К Новому году нам удалось достать пуд муки, и мы рады, весь мир нам кажется нашим, — с грустной улыбкой оказал Гогия.

Ватрушка была почти готова. Марине собралась поделить ее между детьми и мужем. Вдруг их песик Цивиа протяжно залаял во дворе. Потом лай его оборвался и он жалобно заскулил.

— Послушай, никак нашу собаку ударили! — воскликнула взволнованно Марине.

— Гогия, а, Гогия! — послышалось со двора.

— Это ведь голос старосты! — бледнея, проговорила Марине.

— Нет, староста теперь не придет. Новый год ведь почти на пороге! — сказал Гогия, изменившись в лице.

Он с трудом поднялся на ноги и шагнул к двери, к которой в это время снаружи подходил староста, сопровождаемый шестью казаками. У калитки корчился в предсмертной судороге раненый насмерть Цивиа. Хрип вырывался из его горла.

— Ты, Гогия, верно за собаку меня принимаешь? Ведь я сказал твоей жене, чтобы ты занес в канцелярию десять рублей и пришел к нам носить дрова. Я говорил с ней еще третьего дня, а сегодня ты заставил меня сюда притащиться! Со мной можно и не считаться, но что ответишь ты этим военным? Тебе сегодня и коровы не хватит на обед для них! Поторапливайся! — говорил староста.

— Ну, что ты говоришь, Иване! Легко ли мне достать так скоро десятку? Не то, что за три дня, а и за три месяца мне столько не заработать…

Гогия хотел еще что-то сказать, но староста прервал его:

— Ах, вот как, не заработать! Не пройдет у тебя такой разговор с этими военными людьми! Слыхал поговорку — силой и в гору пашут?.. Они заставят тебя заработать. Лучше давай без разговоров, они не любят длинных речей!

— Пусть детей своих перережу своими руками, если я вру. Ни гроша дома нет. Будь человеком, дай срок, встречу Новый год, а там наймусь куда-нибудь и уплачу! — возмолился Гогия.

— Слыхали? Ты что сказки мне рассказываешь? Наймешься! Да они с лица земли сотрут тебя! Если нет денег, дай что-нибудь другое: свинью, кур.

— Да откуда взять? Бычка, того волк летом задрал, а на кур, сам знаешь, какой нынче мор был. С большим трудом Марине собрала кое-что к Новому году, не отдавать же тебе это?..

— Ха-ха-ха!.. Я говорю тебе, что тебя с лица земли сотрут, а ты все про свой Новый год твердишь! Кончай скорее, давай нам, что полагается, а то добром не пройдет твой Новый год…

Гогия опешил. С минуту он стоял молча, словно лишился речи.

— Чего ты тянешь? Давай скорее. Нам надо и к другим поспеть! — повторил староста. — Иване, побойся бога, клянусь тебе, нет у меня ничего, — почти плача просил Гогия.

Сопровождавшие старосту стали терять терпение.

— Что вы так много болтаете! — воскликнул один, — Не дает своей волей, силой отберем!

И они двинулись в дом.

Гогия стал в дверях.

— Разбойничать вы пришли сюда что ли?.. — закричал Гогия. — Собаку мою убили, теперь дом хотите разграбить!.. Я вам задам!

Он ударил рукой в грудь казака, первым переступившего порог.

Казак пошатнулся, оступился и повалился назад. Гогия хотел схватить со стены ружье, чтобы защищаться. Но не успел протянуть руку, как на голову его посыпались удары сабельных ножен.

— Горе мне! — крикнул он и упал.

Кровь хлынула из треснувшей на голове кожи, и чернильно-черные волосы Гогии мгновенно превратились в красный колтун.

Марине стояла за дверью и видела все. Она вскрикнула и выскочила на двор.

— Убили его, помогите!