Так судил Гоголь свою книгу. То был суд автора «Ревизора» и первого тома «Мёртвых душ», автора «Миргорода» и «Арабесок». Меж тем этих сочинений не было бы, не будь «Вечеров на хуторе близ Диканьки». Более того, без них не понять и последующего Гоголя. Гоголь, для которого
Мечта и существенность выступают главными героями и этого первого большого творения Гоголя. Мечта здесь как бы преобладает над существенностью, верховодит ею, она вмешивается в прозаическое течение существенности и расцвечивает её своими красками.
Мир Гоголя в «Вечерах» красочен, многоцветен. Он переливается сотнями цветов-то цвета украинской степи в разгар дня и в час заката, украинского неба, Днепра, праздничного веселья на ярмарке, цве́та одежд парубков и дивчат, убранства сельской свадьбы и крестьянской хаты. В изобилии этих красок ощущается чувство изобилия жизни и воображения автора, щедрость глаза и щедрость кисти, способных, и во сне и наяву увидеть торжество света и цвета.
Живопись «Вечеров» щедра, густа, ярка – нельзя отвести глаз от этого полотна, на котором веселится во всю силу своего жизнелюбия народ – народ, отделённый каким-нибудь столетием от собственного младенчества, То юность нации, ещё не успевшей втянуться в раздробленный XIX век, ещё нерасчленённо чувствующей и нерасчленённо мыслящей. Само мышление её образно, чувственно, художественно – недаром у Гоголя и герои то поэты (Левко), то живописцы (кузнец Вакула), то просто вольные казаки, тоже в некотором роде поэты своего дела. Таков Данило Бурульбаш в «Страшной мести» – образ предшественника Бульбы, образ задумчивого рыцаря, в котором романтическая печаль соединяется с неистовостью запорожца, с безоглядной отвагой и верой в крепость казацкой пики.
Таковы Грицько и его товарищи в «Сорочинской ярмарке», дед дьяка Фомы Григорьевича в «Пропавшей грамоте» и «Заколдованном месте».
Этим героям весело лишь в бою, на миру, на свадьбе или на празднике, когда народ – воюет он или отдаётся всеобщей «потехе» – срастается, как пишет Гоголь, «в одно огромное чудовище». Это срастание,
И как сила, отъединяющая, разъединяющая, отторгающая человека от всех и от самого себя, выступает здесь зло. Зло в книге Гоголя, даже если оно является в комическом облике, более всего страшится душевной чистоты. Вот почему на его пути в «Ночи перед Рождеством» встаёт «самый набожный» из героев повести – кузнец Вакула, а в «Страшной мести» – святой схимник. Вакула побеждает чёрта своим простодушием, он зачаровывает «врага рода человеческого» своей любовью и своим художеством – так заклинает Гоголь своим художеством нечистую силу.
Зло в «Вечерах» аллегорично, оно предстаёт в образах народной фантазии и вместе с тем, опускаясь на землю, приобретает черты реального злодейства, вписывающегося в историю Украины. Басаврюк в «Вечере накануне Ивана Купала» шатается в чужой стороне, он «католик», с ляхами водит дружбу и мрачный колдун. «Всего только год жил он на Заднепровье, – говорится о нём, – а двадцать один пропадал без вести». Лишь чёрт в «Ночи перед Рождеством», кажется, ни то ни сё, существо без роду, без племени и
Идея дома, родины составляет капитальную идею «Вечеров на хуторе близ Диканьки». Нет поганее поступка, чудовищней помысла, чем поступок и помысел против родины. Зло, по мысли Гоголя, безродно, добро всегда имеет дом и родину. Это дом пана Данилы (до того, как в него явился колдун), дом деда Фомы Григорьевича, дом Пасичника, дом Вакулы и Оксаны в финале «Ночи перед Рождеством», у порога которого стоит молодая мать с младенцем на руках и стены которого изукрашены фигурами казаков верхом на лошадях и с трубками в зубах.
На доме всё стоит, домом и строится. Дом, построенный на любви, на согласии, стоит долго. Дом, основанный на несчастье, разрушается. Так разрушается и сгорает хата Петруся и Пидорки в «Вечере накануне Ивана Купала», исчезает в огне замок колдуна, остаётся в запустении дом сотника в «Майской ночи». В каждом из них обитало
Гоголь карает сказочное зло сказочным способом. Страшная месть в одноимённой повести напоминает страшный суд. Даже образ Всадника на вороном коне, стоящего на горе Криван (в Карпатах) и поджидающего зло, навеян образом всадника из Откровения Иоанна Богослова. Катерина говорит отцу-колдуну: «Отец, близок страшный суд!»