Гоголь и географическое воображение романтизма

В полемике с существующими интерпретациями темы географии и ее следов в художественных текстах Гоголя я указывала, что один из подходов к этой проблематике слишком обобщал ее, возводя к мировоззрению писателя и к духу эпохи, а другой – слишком сужал, низводя до конкретного факта географизма. Предлагаемое мною понятие географической оптики представляет срединный между названными подходами путь, который, с одной стороны, учитывает конкретные географические источники и их следы в конкретных текстах, а с другой – соотносит всю эту конкретику с той системой научной географии и ее картиной мира, которая складывалась в начале XIX в. и для определения которой было найдено понятие географического воображения.

Проблематика географической оптики пересекается со многими аспектами изучения Гоголя – с уже упомянутой темой взгляда и зрения[80], с причудливыми перспективами гоголевского описания, определенными Андреем Белым в отношении каждой из фаз творческого наследия писателя[81], с вопросами структуры художественного пространства, которые были определены в фундаментальной по этой теме работе Ю. М. Лотмана и подробно исследованы Р. А. Магуайром[82], с проблемой гоголевского барокко в историческом и типологическом срезах[83], с разноаспектным вопросом о «живописности» и экфрастичности гоголевского письма[84], исчерпывающе представленном в сравнительно недавнем исследовании Е. Е. Дмитриевой[85], и с гоголевской «иронией стиля», неожиданно сближающей далекие понятия и явления, которую раскрыл М. Н. Эпштейн[86].

Тем не менее исследование географической оптики предполагает свой отдельный подход: вычленить географическую оптику как специфический способ наблюдения в общем потоке зрительных образов у Гоголя можно только на основе интертекстуальных пересечений с доступными писателю географическими и картографическими источниками. Те же источники позволяют определить объем географического материала, который Гоголь освоил и привлекал в создании художественного образа – литературного пейзажа. Через географические и картографические источники пейзаж Гоголя соотносится с географическим знанием. Таким образом, география и создаваемое ею представление о Земле оказались вовлеченными в процесс построения художественного пространства и стали смыслопорождающими элементами литературного текста. Этот внутренний сюжет гоголевской прозы – основной предмет предлагаемого исследования.

О материале исследования и структурe книги

В общих чертах в книге предпринимаются дальнейшие шаги в исследовании и интерпретации географических источников Гоголя, сопоставление их с историческим контекстом географии и концептуализация географического пейзажа как результата географической оптики писателя. В первой части восстанавливается концепция географии Гоголя на фоне эпохи, во второй описывается связанная с этой концепцией и географическими источниками драматургия взгляда в его пейзажах.

Центральное место в текстологическом и контекстуальном анализе занимает статья Гоголя «Несколько мыслей о преподавании детям географии», напечатанная в первом номере «Литературной газеты» за 1831 г. Это была первая публикация писателя под собственным именем[87], которая послужила в качестве рекомендации, когда П. А. Плетнев представлял Гоголя А. С. Пушкину как «молодого писателя, который обещает что-то очень хорошее»[88]. Географическая тема писателя в статье предстает «в чистом виде» – здесь он еще не решает вопрос о границе между географией и историей, как будет это делать в «Арабесках», и всю обширную область, изучающую Землю и людей, называет географией. Тем не менее первая редакция статьи никогда не удостаивалась специального внимания как самостоятельный текст: к ней обращались только ретроспективно – как к первому варианту вошедшей в «Арабески» статьи «Мысли о географии». Я предпринимаю обратный ход: рассматриваю ее как основной источник для археологии географических идей Гоголя.