Читаем Гоголь и географическое воображение романтизма полностью

Собственно география представлена в библиотеке Жуковского основными сочинениями Гумбольдта и Риттера. У поэта былo второе (дополненное и исправленное) издание «Землеведения» Риттера 1822 г.[203], которое, по мнению авторитетных комментаторов, повлияло на статью Гоголя[204]. Правомернее, пожалуй, говорить о знакомстве Гоголя с «Введением» в «Землеведение», излагавшим мысли о высоком предназначении географии, которые, однако, могли быть Гоголю пересказаны и Жуковским: они воспроизведены писателем в самом общем виде, но с характерными понятиями «иероглифа» и «шифра» природы.

Жуковский был лично знаком с Гумбольдтом, несомненно наиболее яркой звездой географии того времени, а для круга «Литературной газеты» – и символом европейской культуры[205]. Встреча Жуковского с Гумбольдтом состоялась за границей, до приезда ученого в Россию в 1829 г. В библиотеке поэта хранились книги немецкого исследователя с дарственными надписями от автора: «Картины природы» на немецком языке, изданные в 1826 г., и текст французской речи Гумбольдта на чрезвычайном собрании Академии наук в 1829 г. [206]

Чтение Жуковским «Картин природы» отразилось в его небольшой дидактической статье «Климат физический и нравственный», опубликованной в упоминавшемся придворном журнале «Собиратель» в 1829 г. Почерпнутая у Гумбольдта географическая характеристика пальмы в южноамериканской степи стала поучительной аллегорией о влиянии души государя на нравственную жизнь народа: «Степи Южной Америки были бы также безлюдны: но там расцветает гостеприимная пальма; целый народ теснится вокруг нее, она дает ему жилище, одежду, прохладу, пищу и питие»[207]. У Гумбольдта в «Картинах природы» образный ряд, связанный с пальмой, более натуралистический, но не менее впечатляющий: «Tаким образом, в нижней степени образованности человеческой, мы видим существование целого народа, зависящее от одного дерева, подобно жизни насекомых, питающихся одною частью цветка»[208]. О сохранении интереса к научному творчеству Гумбольдта свидетельствуют пометки Жуковского при чтении первого тома «Космоса» (1845)[209].

Таким образом, Жуковский, которому была близка геоантропология Гердера, не только был знаком с основными положениями новой географии по труду Риттера, но и владел ее философским обоснованием. Он был знаком с наиболее известным практиком географии в лице Гумбольдта и его сочинениями. Осведомленность Жуковского в новой географии и личная практика преподавания позволяли ему самому выступить с критикой школьной географии. Тем не менее такое выступление взял на себя молодой Гоголь. В этом проявилась как свобода начинающего писателя, которой не обладал придворный воспитатель Жуковский, так и его желание активно включиться в умственную жизнь эпохи. Однако сделать этот шаг без наводящей мысли Жуковского и без его осведомленности в преподавании географии Гоголю было бы трудно.

Александр Гумбольдт: слава путешественника и география степей

Первым известным путешественником и географом в статье Гоголя назван Гумбольдт[210]. В 1818 г. он был избран почетным членом Петербургской Академии наук. Тогда же в «Соревнователе просвещения и благотворения» был напечатан текст его лекции о водопадах Ориноко[211]. В 1823 г. появился перевод его книги «О физиогномике растений», во вступительных частях которой были выражены принципы нового подхода к освоению мира в географии. Эта небольшая книга Гумбольдта предваряла его «Картины природы» и будущий пятитомный синтетический труд «Космос», в котором он обобщал свой многолетний опыт исследования природы и размышлений над ее законами. Тем не менее нет сведений, чтобы издание 1823 г. было кем-нибудь замечено из заинтересованных географией людей.

В 1829 г. Гумбольдт приехал в Россию с целью совершить путешествие по Азии. Визит всемирно известного географа вызвал большое оживление в печати. В Академии наук в его честь устроили торжественное собрание[212]. «Московский телеграф» напечатал две его статьи – главу «О степях» из «Картин природы» и аллегорический рассказ «Жизненная сила, или Гений Родосский»[213]. Журнальные публикации могли быть известны молодому Гоголю, что можно утверждать с большей уверенностью, если учесть, что статья Гумбольдта «О степях» представляла собой наиболее авторитетный пример жанра путешествий, на который Гоголь указывал как на образец для преподавателя географии: «Богатый для сего (имеется в виду умение преподавателя рассказывать. – И. В.) запас заключается в описаниях Путешественников, которых множество, и из которых, кажется, доныне в этом отношении мало умели извлекать пользы» (§ 10).

Перейти на страницу:

Похожие книги

Россия между революцией и контрреволюцией. Холодный восточный ветер 3
Россия между революцией и контрреволюцией. Холодный восточный ветер 3

Эта книга — взгляд на Россию сквозь призму того, что происходит в мире, и, в то же время — русский взгляд на мир. «Холодный восточный ветер» — это символ здоровой силы, необходимой для уничтожения грязи и гнили, скопившейся в России и в мире за последние десятилетия. Нет никаких сомнений, что этот ветер может придти только с Востока — больше ему взяться неоткуда.Тем более, что исторический пример такого очищающего урагана у нас уже есть: работа выходит в год столетия Великой Октябрьской социалистической революции, которая изменила мир начала XX века до неузнаваемости и разделила его на два лагеря, вступивших в непримиримую борьбу. Гражданская война и интервенция западных стран, непрерывные конфликты по границам, нападение гитлеровской Германии, Холодная война сопровождали всю историю СССР…После контрреволюции 1991–1993 гг. Россия, казалось бы, «вернулась в число цивилизованных стран». Но впечатление это было обманчиво: стоило нам заявить о своем суверенитете, как Запад обратился к привычным методам давления на Русский мир, которые уже опробовал в XX веке: экономическая блокада, политическая изоляция, шельмование в СМИ, конфликты по границам нашей страны. Мир вновь оказался на грани большой войны.Сталину перед Второй мировой войной удалось переиграть западных «партнеров», пробить международную изоляцию, в которую нас активно загоняли англосаксы в 1938–1939 гг. Удастся ли это нам? Сможем ли мы найти выход из нашего кризиса в «прекрасный новый мир»? Этот мир явно не будет похож ни на мир, изображенный И.А. Ефремовым в «Туманности Андромеды», ни на мир «Полдня XXII века» ранних Стругацких. Кроме того, за него придется побороться, воспитывая в себе вкус борьбы и оседлав холодный восточный ветер.

Андрей Ильич Фурсов

Публицистика / Учебная и научная литература / Образование и наука
Очерки по русской литературной и музыкальной культуре
Очерки по русской литературной и музыкальной культуре

В эту книгу вошли статьи и рецензии, написанные на протяжении тридцати лет (1988-2019) и тесно связанные друг с другом тремя сквозными темами. Первая тема – широкое восприятие идей Михаила Бахтина в области этики, теории диалога, истории и теории культуры; вторая – применение бахтинских принципов «перестановки» в последующей музыкализации русской классической литературы; и третья – творческое (или вольное) прочтение произведений одного мэтра литературы другим, значительно более позднее по времени: Толстой читает Шекспира, Набоков – Пушкина, Кржижановский – Шекспира и Бернарда Шоу. Великие писатели, как и великие композиторы, впитывают и преображают величие прошлого в нечто новое. Именно этому виду деятельности и посвящена книга К. Эмерсон.В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.

Кэрил Эмерсон

Литературоведение / Учебная и научная литература / Образование и наука