Гоголь как духовный писатель

«Носу» вторит «Женитьба» (начатая в 1833, но изданная впервые в 1842 году — к этому же времени относится окончательная редакция и «датировка» «Носа»). Действие ее происходит в Великий пост («пропустил мясоед»)[89], 8 (это число прямо названо в комедии) апреля (через 22 дня будут Екатерингофские гулянья, устраивавшиеся 1 мая[90]) — на следующий день после окончания происшествий с майором Ковалевым. Подколесин согласен жениться на штаб-офицерше («Да ведь она [Агафья Тихоновна, дочь купца третьей гильдии. — А.Д.], однако ж, не штаб-офицерка?»), а молился (хотя для него все равно, где молиться) неделю назад («В которой церкви вы были прошлое[91] воскресенье?». — Курсив мой. А.Д.) в Вознесенской церкви, хотя две недели назад (именно это означают de facto слова «а неделю назад»), т.е. 25 марта (которое [403] в «Женитьбе» приходится, правда, не на пятницу, а на воскресенье), был в Казанском соборе, в котором «украшение лучше»!

Эти потрясающие детали и хронологические расчеты, до сих пор почему-то никем из литературоведов не замеченные и не проводившиеся, позволяют совершенно по-новому взглянуть на весь цикл произведений Гоголя 1830-х—1842 годов. Подколесин не женится и выпрыгивает в окошко (= «показывает нос» честолюбивой Агафье Тихоновне, отвергнувшей купца), ибо страшится обетов, произносимых под венцом. Значит, для героев «Носа» и «Женитьбы» лучше флирт, растлевающе действующий на душу (в крайнем случае допустим выгодный брак на богатой или знатной невесте), о подлинной же любви или супружеских обязанностях и обзаведении семейством и детьми (последнее приравнивается несколько раз в «Женитьбе» к службе отечеству) они вовсе не думают (эта тема проходит лейтмотивом и почти через все драматические отрывки 1832—1837 г., см. СС III/IV, 324—412). Эти персонажи прошлого века не нуждаются в нынешней «сексуальной революции», ибо в «свободном сексе» им и так нет помех.

Обращаемся к «Шинели». В центре замысла — параллель с повестью об Акакии (в перев. с греч. — незлобивый) из «Лествицы» преп. Иоанна[92], который «претерпел до конца» от старца нерадивой жизни и дерзкого нрава[93]. А именно, когда после смерти Акакия старец пошел к другому, великому старцу и сообщил, что Акакий умер, тот засомневался в этом. Тогда наставник Акакия пошел к месту погребения послушника и спросил: «Брат Акакий, умер ли ты?» — на что получил ответ инока, послушного даже после смерти: «Отче, как может умереть делатель послушания?». Однако прямые параллели с повестью об Акакии (хотя Гоголь специально подчеркивает это имя героя «Шинели» — Акакий Акакиевич, «сугубо незлобивый») затруднительны, почему и потребовали дальнейших разысканий гоголеведов. Мы предлагаем читателям нашу, во многом не зависимую от прочих исследований[94], интерпретацию повести.

Акакий Акакиевич живет как настоящий аскет, хотя целью его «делания» является лишь с любовью выполняемое переписывание деловых бумаг красивым почерком (что в последние годы любил делать и сам Гоголь, каллиграфиче­ски переписывая творения святых отцов и литургические тексты). Он живет как бы вне этого мира (с чем, видимо, связано и пародирование в повести христианских мотивов, звучащих иначе в «вывернутом» адском мире Петербурга[95]), и его единственная «духовная» радость (на доступном ему жалком уровне) — работа, «послушание», выполняемое не за страх, а за совесть (чиновник, заступивший на место Акакия Акакиевича, «выставлял буквы уже не таким прямым почерком, а гораздо наклонное и косее»). Терпение и незлобивость Акакия Акакиевича производят сильнейшее впечатление на одного чуткого молодого человека и становятся причиной внутреннего перерождения последнего (с этим связано знаменитое единственное «лирическое отступление» Гоголя в «Шинели»)[96].

Но вот оказывается, что старая шинель прохудилась и никакая починка ее невозможна. В комнате портного происходит завязка драмы. Любопытная [404] деталь[97]: Петрович достает табак из табакерки с изображением генерала, лицо которого проткнуто пальцем и посему заклеено бумажкой (ср. сказанное выше о лице как символе образа Божьего в человеке[98]). Развязка опять будет связана с генералом (или, как называет его Гоголь, одно значительное лицо — N.B!) без имени (имя возникает лишь один раз в разговоре генерала с приятелем, причем мы так и не узнаем, кто же из них двоих кто). Итак, Акакию Акакиевичу грозит духовная опасность и испытание: сохранит ли он свой (пусть даже жалкий) образ и имя, данное ему при крещении, ибо героем овладевает в этот момент страсть — желание иметь новую шинель. Можно выделить тут все ступени, традиционно разграничиваемые аскетикой (прилог, сосложение и т.д.), но мы не будем чрезмерно «анатомировать» художественное произведение.