Гоголь. Соловьев. Достоевский

10 мая Достоевский отсылает в Москву первые четыре главы книги «Pro и contra» («Сговор», «Смердяков с гитарою», «Братья знакомятся» и «Бунт»). В сопроводительном письме к Любимову он пишет: «Эта пятая книга в моем воззрении есть кульминационная точка романа и она должна быть закончена с особенной тщательностью. Мысль, как вы видите из посланного текста, есть изображение крайнего богохульства и зерна идеи разрушения нашего времени в России, в среде оторвавшейся от действительности молодежи, а рядом с богохульством и анархизмом опровержение их, которое и приготовляется мною теперь в словах умирающего старца Зосимы, одного из лиц романа… В целом глава будет исполнена движения. В том же тексте, который я теперь выслал, я изображаю лишь характер одного из главнейших лиц романа, выражающего свои основные убеждения. Эти убеждения есть именно то, что я признаю синтезом современного русского анархизма. Отрицание не Бога, а смысла Его создания. Весь социализм вышел и начал с отрицания смысла исторической дей–ствительности и шел до программы раз рушения и анархизма. Основные анархисты были, во многих случаях, люди искренне убежденные. Мой герой берет тему, по — моему, неотразимую: бессмыслицу страдания детей и выводит из нее абсурд всей исторической действительности. Не знаю, хорошо ли я выполнил, но знаю, что лицо моего героя в высочайшей степени реальное… Все, что говорится моим героем, основано на действительности. Все анекдоты о детях случились, были напечатаны в газетах и я могу указать, где, ничего не выдумано мною. Генерал, затравивший собака ми ребенка, и весь факт действительное происшествие, было опубликовано нынешней зимой, кажется, в «Архиве» и перепечатано во многих газетах. Богохульство же моего героя будет торжественно опровергнуто в следующей (июньской) книге, для которой и работаю теперь со страхом, трепетом и благоговением; считаю задачу мою (разбитие анархизма) гражданским подвигом». Письма Достоевского этого периода, особенно к Любимову и Победоносцеву, — исключительный по ценности авторский комментарий к роману. Писатель подробно излагает идеологию создаваемого им произведения. Гениальная пятая книга, заключающая в себе «Легенду о Великом инквизиторе», признается им кульминационной точкой. Поразительно заявление автора о том, что темп его героя — неотразима: страдание детей бессмысленно, а следовательно, вся историческая действительность абсурдна. Разрушение и анархизм — вполне логический вывод из этого страшного силлогизма. Автор «со страхом и трейе том» готовит опровержение «богохульства». Старец Зосима задуман как антагонист «ученого брата» Ивана. Через десять дией писатель возвращается к той же теме в письме к Победоносцеву. Почему Иван отрицает не Бога, а Его создание? Он объясняет: «Богохульство это (т. е. Ивана) я взял, как сам чувствовал и понимал сильнее, т. е. так именно, как происходит оно у нас теперь в нашей России у всего (почти) верхнего слоя, а преимущественно у молодежи, т. е. научное и философское опровержение бытия Божия уже заброшено, им не занимаются вовсе теперешние деловые социалисты (как занима лись во все прошлое столетие и в первую половину нынешнего), зато отрицается изо всех сил создание Божие, мир Божий и смысл его. Вот в этом только современная цивилизация и находит ахинею. Таким образом, льщу себя надеждою, что даже и в такой отвлеченной теме не изменил реализму».

В мае 1879 г. Достоевский заканчивает величайшее из всех своих созданий — «Легенду о Великом инквизиторе». В черновой тетради наброски к главе «Бунт» сперва переплетаются с записями к «Великому инквизитору», пот ом постепенно соединяются в связный текст, очень близкий к печатной редакции: «Иван. И ведь мы знаем, что Он там ничего не нашел. Глупая проба, так ведь это мне обидно даже, вот ведь что.

Инквизитор. Ты — сама правда, ты не можешь лгать.

— Не проклинай…

— Ты думаешь, я про бедных, про мужика, про работников? Они так вонючи, грубы, пьяны, я желаю им всего лучшего, но не понимаю, как Христос согласился это любить, я Христовой любви не понимаю…

Инквизитор. Зачем нам «там»? Мы человечнее тебя. Мы любим землю. Шиллер поет о радости, Иоанн Дамаскин. Чем куплена эта радость? Каким потоком крови, мучений, подлости и зверств, которых нельзя перенести. Про это не говорят. О, Распятье, это страшный аргумент.

Инквизитор. Бог, как купец. Я люблю человечество больше Тебя.

— О, да, отдал Сына Своего, послал Сам на проклятие — смущал. О, это страшной силы аргумент, вековечный аргумент.

— Эвклида геометрия. А потому приму Бога тем более, что это вековечный старый Боженька и его не решишь. Итак, пусть Боженька. Это стыднее…

— Это было движение любви: хоть посмотрю на них, хоть пройду между ними, хоть прикоснусь к ним… От риз Его исходила сила.

— Как его узнали? Да разве Он был похож на нас, ведь Он — чудо, тайна небесная.