Гоголь в Москве

* * *

Конец «средам» положил 1988 год. Не стало директора 2-й Городской библиотеки Елены Александровны Хрущевой. Не была выполнена воля покойной, завещавшей фамильную мебель 40-х годов XIX века, которую хранила в своей квартире на Мосфильмовской улице, мемориалу. Вместе мы определяли места для ее расстановки (Елена Александровна знала о своей неизлечимой болезни), договаривались, где и как разместить таблички с именем дарительницы. Все ее наследство было оптом продано душеприказчицей «на Кавказ». Новый директор закрыла двери перед Малым театром, при том что все выступления были бесплатными. Ее мнение полностью совпадало с мнением политического дозорщика, присутствовавшего на каждом сценическом рассказе, – инструктора то ли райкома, то ли горкома партии А. И. Лазарева, в наши дни ставшего первым заместителем председателя Комитета по культуре Москвы, и тогдашнего министра культуры РСФСР, который счел «собрания у Гоголя» по меньшей мере беспокойными для чиновников. Главными стали чтения, конференции, симпозиумы «гоголеведов» и литературоведов. Мемориал не получил развития, как и не завоевал известности среди москвичей.

Перспектива 200-летнего юбилея не сулит Гоголю создания его личного, мемориального музея. Идея совмещения музея и библиотеки сохраняется неизменной. А начатые строительные работы по дому пока привели только к нарушению его исторического облика. Ни с того ни с сего была поднята кровля, чтобы за счет образовавшегося объема устроить… помещения для дирекции. Будущего музея. И это в центре Москвы. На глазах всех проверяющих и бдящих организаций. Ведь разрешили же навесить над гоголевским особняком огромную террасу с вьюнками и цветочками, уже изуродовавшую силуэт дома. И все ради таинственной квартиры, где все ночи горит яркий свет, а огромный транспарант у входа на первом этаже сообщает, что «мы открыты круглые сутки» и номер телефона.

Но сейчас, как никогда, надо вспомнить Москву около дома на Никитском бульваре. Запруженные народом улицы и бульвары, семь верст пути гроба к Данилову монастырю на плечах москвичей – Москва утверждала: справедливость Гоголя была справедливостью для каждого человека. «Нравственность, нравственность страждет – вот что главное…» – бессмертные слова писателя о своем народе, своей стране.

Вместо эпилога

Жара на него [М. С. Щепкина] действовала убийственно; доехав до Крыма, он совершенно изнемог и вскоре скончался в Ялте 11 августа 1863 года. Умер он как-то исключительно. От последних слов его веет глубоким уважением, любовью, поклонением перед высоким талантом одного из величайших русских писателей. Он любил его, он им бредил. Почти сутки он лежал в забытьи и вдруг неожиданно вскочил с постели… «Скорей, скорей одеваться», – закричал он своему человеку, который за последнее время почти не отходил от его кровати. «Куда вы, Михаил Семенович? Что вы, бог с вами, лягте, лягте», – удерживал его слуга. «Как куда? Скорее к Гоголю». – «К какому Гоголю?» – «Как к какому? К Гоголю, Николаю Васильевичу!» – «Да что вы, родной мой, господь с вами, успокойтесь, лягте, Гоголь давно умер». – «Умер? – спросил Михаил Семенович. – Умер?… да, вот что…» – низко опустил он голову, покачал ею, глубоко вздохнул, а затем тихо лег, отвернувшись лицом к стене, чтобы больше не вставать.

Эти подробности передал его слуга Александр, который с ним ездил в Крым и который его прах привез в Москву.

Паломничество к Николаю Васильевичу сразу стало традицией, особенно у московской молодежи – студентов, гимназистов. Может быть, этому способствовала еще и весенняя пора, на которую приходился и его день рождения, и тем более именины. Трудно себе вообразить что-нибудь красивее лугов в пойме Москвы-реки на Николу Весеннего. Но и на день кончины в Данилов монастырь приезжали более близкие знакомцы писателя. И как тут было не заметить, что на могиле всегда лежали одни и те же, но непременно свежие цветы: в холоде – иммортели, в теплую пору – великолепные белые розы. Смотритель кладбища охотно рассказывал, что цветы эти постоянно привозил и по мере надобности обновлял старенький ливрейный лакей, которого у ворот ждала небогатая карета. Эта особенность дошла через друзей Николая Васильевича до его матери, и она в письмах просила Шевырева и особенно Аксаковых от всего материнского сердца благодарить за заботу о сыне «добрую душу».

Так продолжалось до конца 1858 года. Графиня Евдокия Петровна Ростопчина скончалась от неизлечимой болезни 14 декабря того же года. Но, возможно, это простое совпадение.

Примечания

1

Мы рабы… да; но рабы, вечно негодующие.

This file was created

with BookDesigner program

bookdesigner@the-ebook.org

08.09.2008