Гоголь в Москве (сборник)

И.В. Капнист при всем своем расположении к Гоголю мало ценил его дарование. Л. И. Арнольди запомнил нижеследующую беседу с писателем: «… какую вы имеете охоту читать ему ваши сочинения! Он вас очень любит и уважает, но как человека, а вовсе не как писателя!.. Гоголь улыбнулся… «Я сужу о достоинстве моих сочинений по тому впечатлению, какое они производят на людей, мало читающих повести и романы. Если они рассмеются, то, значит, уже действительно смешно, если будут тронуты, то, значит, уже действительно трогательно, потому, что они с тем уселись слушать меня, чтобы ни за что не смеяться, чтобы ничем не трогаться, ничем не восхищаться»6.

У Капнистов писатель бывал довольно часто. Они занимали казенную квартиру в доме гражданского губернатора (улица Горького, № 20); дом этот за годы революции дважды перестраивался.

Нелюбовь и даже подчеркнутое пренебрежение к особам «чиновным» отмечают у Гоголя и другие мемуары. Однажды он посетил светского «пустоцвета» К. А. Булгакова – способного дилетанта, не развившего своих дарований, дружившего с М.И. Глинкой, писателем В.А. Соллогубом и др. Учившийся с К.А. Булгаковым одновременно в Московском университетском благородном пансионе М. Ю. Лермонтов писал о нем:

На вздор и шалости ты хват

И мастер на безделки…7

Можно не сомневаться, что Гоголь интересовался не столько самим К. А. Булгаковым, сколько его художественным собранием. Современник отмечает, что «Костя Булгаков…никогда не читал Гоголя; он сам в этом сознался Садовскому, который в Москве уже больному Булгакову читал сочинения этого великого писателя»8. Жил он в эти годы на казенной квартире своего отца А.Я. Булгакова (улица Кирова № 26, дом не сохранился), известного московского почтдиректора, приятеля В.А. Жуковского, П. А. Вяземского и А. И. Тургенева. Гоголь был знаком и с А.Я. Булгаковым9, но едва ли их отношения шли дальше поверхностного знакомства. Гоголь не мог не знать, что А.Я. Булгаков нередко перлюстрировал чужую корреспонденцию. А. С. Пушкин, после того как одно из его писем к жене было вскрыто Булгаковым, а содержание передано сначала III отделению, а затем Николаю I, прервал с ним знакомство. В 1849 году С. Т. Аксаков писал своему сыну Ивану: «Неужели ты до сих пор не догадался, что каждое наше письмо прочтено и списано? Письма наши известны не только тайной полиции, твоему начальству и почтовому ведомству, но и другим властям. Отъявленный подлец Булгаков сообщает их Закревскому (московский генерал-губернатор. – Б. З.)»10.

Праздная жизнь К. А. Булгакова проходила в пустых светских занятиях. Комнаты его были загромождены музыкальными инструментами, высокие стены до потолка были завешаны собранием живописи и графики. Пришедший Гоголь осматривал его коллекцию портретов и рисунков. Не замечая, что на диване сидел какой-то важный генерал, и к тому же очень щепетильный, Гоголь долго стоял у дивана, рассматривая над ним картину. Генерал был в бешенстве. «Я заметил, – рассказывал Булгаков, – что Гоголь, не видя этого петуха, осеняет его своим длинным носом, и стал их представлять. «Моn cher, – сказал я генералу, моему старому приятелю, – je te presente la personne du celebre Gogol, l’ecrivain [23] . Тогда надо было видеть, как флегматически Гоголь опустил свой длинный нос на моего бедного генерала, побагровевшего от такого неслыханного sans facon [24] обращения»11.

Член кружка А. Н. Островского, поэт Н. В. Берг, познакомившийся с Гоголем у Шевырева в конце 1848 года, подчеркивает в своих воспоминаниях замкнутость Гоголя в среде малознакомых ему людей весьма сгущенными красками. «Он держал себя большею частью в стороне от всех. Если он сидел и к нему подсаживались с умыслом «потолковать, узнать: не пишет ли он чего-нибудь нового?» – он начинал дремать или глядеть в другую комнату или просто-запросто вставал и уходил. Он изменял обыкновенным своим порядкам, если в числе приглашенных вместе с ним оказывался один малороссиянин (О. М. Бодянский. – Б.З.)… Каким-то таинственным магнитом тянуло их тотчас друг ко другу; они усаживались в уголок говорили нередко между собою целый вечер горячо и одушевленно…»12.

Воспоминания Берга вызвали справедливые возражения сына актера Щепкина: «Н. В. Берг едва ли верно подметил ту черту характера Гоголя, что он был в обществе молчалив и необщителен до странности… Гоголь в нашем кружке… был всегда самым очаровательном собеседником: рассказывал, острил, читал свои сочинения, никем и ничем не стесняясь. Нелюдимом он являлся только на тех вечерах, которые устраивались так. часто с Гоголем многими из его почитателей»13. Гоголь не выносил праздного светского любопытства к своему труду, бесцельных и пустых расспросов, над чем он работает, от которых, по его словам, он «улепетывал по проселочным дорожкам». Его творческая скромность возмущалась тем, что его приглашают на вечер для любования им, как «диковиной». Ведь и «Пушкина выводило из себя то, что на него стекаются смотреть, как на собаку Мунито»14.