21 марта.- Гоголь: "Думают, что уединение что-нибудь сделает для настроения духа. Вот мне так никогда так много не случалось рабо-{500}тать, как тогда, когда у меня был кабинет в биллиардной. Я работаю, а подле меня стукотня шарами. Избаловать себя немудрено". Намедни, когда мы остались одни с ним и князем, князь нас стал потчевать скандалезными анекдотами. Я ушла. Когда княгиня возвратилась, и я пришла. Гоголь: "А мы вас выгнали? Что это перед вами лежали за книги?" - "Каталог волокитств с рисунками". Стал против меня и дразнит. 18 марта. У княгини старой всенощная и приятнейший вечер. Я перелистывала календарь, больше оттого, что князь опять начал скандальные истории. Гоголь: "Какое смирение и самоотвержение читать календарь!"
25 марта.- Гоголь читал о вере Василия Великого и сорока мучениках с таким убеждением, что кого заманит верить, веровать и любить. "В самом деле,- сказал он в ответ на мысль Василия Великого,- как сорок мучеников все вдруг помолятся, тогда хорошо будет". Как-то он говорил княгине: "Надеюсь, и вам будет полезно прочесть то, что я теперь пишу".- "А это что?" - "Грязный дворик, который должен привести к чистому дому".
27 марта.- Уехал. Вчера обедал и совсем простился. Благодарил князя и княгиню, обратился ко мне и сказал: "Благодарю вас, Екатерина Александровна!" Уезжая, поцеловал руку у меня. С балкона кланялись с ним. Потом, встретясь с кем-то рука с рукой, повернул за угол и скрылся. Настал вечер. Приехали гости. Пошли чай пить. Вдруг входит Гоголь. Я так и вскочила и с радостью к нему подошла. Нашла случай ему сказать, что я бога благодарю (и что не успела ему этого сказать), что его так часто видала и слушала его назидательные речи.
Неизвестная. Дневник. Рус. Арх., 1902, I, 558.
За несколько дней до отъезда Гоголя из Одессы, на второй или третьей неделе великого поста, постоянные собеседники Гоголя у Оттона давали ему также прощальный обед. День выдался солнечный, и Гоголь пришел веселый. Поздоровавшись со всеми, он заметил, что недостает одного из самых заметных, постоянных его собеседников - Ильина. "Где же Николай Петрович?" - спросил Гоголь у Соколова. "Да ночью ему что-то попритчилось... захворал... шибко хватило, и теперь лежит". Внезапная болезнь Ильина, видимо, произвела дурное впечатление на Николая Васильевича, и хотя он старался быть и любезным и разговорчивым, но это ему не удавалось. Рассеянность и задумчивость, в которые он часто погружался, сообщались и остальному обществу, и потому обед прошел довольно грустно. После обеда Гоголь предложил пойти навестить Ильина. Все охотно согласились и отправились всей компанией. Ильина нашли уже выздоравливающим. Гоголь сказал ему несколько сочувственных слов и тут же хотел распрощаться со всеми нами; но мы единодушно выразили желание проводить его до дому. Вышли вместе. Гоголь был молчалив, задумчив и на половине дороги к дому, на Дерибасовской улице, снова стал прощаться... Никто не решил настаивать на дальнейших проводах. Гоголь на прощанье подтвердил данное прежде обещание на следующую зиму приехать в Одессу. "Здесь я могу дышать. Осенью поеду в Полтаву, а к зиме и сюда... Не могу переносить северных морозов... весь замерзаю и физически, и нравственно". Простился с каждым тепло, но и он, и каждый {501} из нас, целуясь прощальным поцелуем, были как-то особенно грустны... Гоголь пошел, а мы, молча, стояли на месте и смотрели ему вслед, пока он не завернул за угол.
А. П. Толченов. Из прошлого Одессы, 124-125.
В 1851 году кружок от двадцати до тридцати человек близких знакомых и приятелей Гоголя давал ему дружеский обед в ресторане Маттео. В числе участвовавших находились Л. С. Пушкин (брат поэта), г. Ильин и Н. Г. Трощинский. Никаких посторонних лиц не было, никаких спичей не произносилось; шла только оживленная литературная беседа.
Одесский Вестник, 1869, № 67.
Ваши беспокойства и мысли о том, что я могу в чем-нибудь нуждаться, напрасны. Вы их гоните от себя подальше. Все зависит от экономии. Я просто стараюсь не заводить у себя ненужных вещей и сколько можно менее связываться какими-нибудь узами на земле: от этого будет легче и разлука с землей. Мы сейчас станем думать о всяких удовольствиях и веселостях, задремлем, забудем, что есть на земле страданья и несчастья; заплывет телом душа,- и бог будет забыт. Человек так способен оскотиниться, что даже страшно желать ему быть в безнуждии и довольствии. Лучше желать ему спасти свою душу. Это всего главней.
Вы мне ничего не пишете о хозяйстве и о том, какие начались работы. Прошу вас почаще выезжать смотреть самим посевы и все полевые работы. Как бы то ни было, бедные крестьяне в поте лица работают на нас, а мы, едя их хлеб, не хотим даже взглянуть на труды рук их. Это безбожно. Оттого и наказывает нас бог, насылая на нас голод, невзгоды и всякие болезни, лишая нас даже и скудных доходов.
Гоголь - матери, 3 апр. 1851 г. Письма, IV, 379.
XV
Последние годы