Гоголь. Воспоминания. Письма. Дневники.

После спектакля я отправился в Дворянский клуб, где я обыкновенно играю в карты и где есть огромная комната Кругелей, Швохневых [Действующие лица «Игроков». ] и других. Они все дожидались нетерпеливо Игроков и часто меня спрашивали: что это за пиеса? Там все без исключения говорили следующее: «Женитьба не то, что мы ожидали; гораздо ниже Ревизора; даже скучно да и ненатурально; а Игроки — хороша; только это старинный анекдот; да и все рассказы Игроков известные происшествия». Один сказал, что нынче уже таких штук не употребляют и никто не занимается изучением рисунка обратной стороны. Нашлись такие, которые были в театре, но уехали поранее, и я нашел их уже за картами, уверяющими, что они не могли попасть в театр, но что после непременно посмотрят обе пиесы. Странное дело: Женитьбу слушали с большим участием, удерживаемый смех, одобрительный гул, как в улье пчел, ходил по театру; а теперь эту пиесу почти все осуждают. Игроков слушали гораздо холоднее, а пиесу все почти хвалят; всё это я говорю о публике рядовой. Вчера был у меня П[огодин], который, несмотря на больные глаза, приезжал в театр, который был поражен Игроками и, сидя подле меня, говорил, что это — трагедия, и ужасно бранил игру Ленского (занимавшего роль Ихарева). Я хотел дать ее Мочалову, но он пьет напропалую; да и Щепкин, по каким-то соображениям или отношениям не хотел этого; но вчера, т. е. на другой день представления, изволил говорить совсем другое, что Женитьба шалость большого таланта, а Игроков не следовало писать, играть и еще менее печатать; что тут нет игроков, просто воры, или действие слишком одностороннее и проч., то есть говорил совершенный вздор. Когда же я ему напомнил вчерашнее его мнение, то он сказал, что был ошеломлен вчера и сегодня поутру всё хорошенько обдумал… то есть признался откровенно во всем. (Хомяков говорит, что это торжество воли!..)

8-го февраля.

Загоскин в театре не был, но неистовствует против Женитьбы и особенно взбесился за эпиграф к Ревизору. С пеной у рта кричит: «Да где же у меня рожа крива?» Это не выдумка. [Восклицания Загоскина были использованы Гоголем в «Развязке Ревизора» (реплика Семена Семеныча). ] Верстовский просил меня написать вам, что он берется поставить Разъезд, а то дирекция возьмет его по разам. Исполняю его желание, хотя знаю наперед ваш ответ. [Гоголь не согласился на постановку «Театрального разъезда». ] Обращаюсь к изданию ваших сочинений. Вообще оно произвело выгодное для вас впечатление на целую Москву, ибо главное ожесточение против вас произвели Мертвые Души. Шинель и Разъезд всем без исключения нравятся; полнейшее развитие Тараса Бульбы также. Судя по нетерпению, с которым их ожидали, и по словам здешних книгопродавцев, которые были осаждаемы спрашивающими, должно предполагать, что издание будет иметь сильный расход. — Что касается до меня и до всех моих, то трудно сказать что-нибудь новое о наших чувствах: мы наслаждаемся вполне. Конечно, новые ваши творения, например, Шинель и особенно Разъезд, сначала так нас поразили, что мы невольно восклицали: «Это выше всего»; но впоследствии, повторив в несчетный раз старое, увидели, что и там та же вечная жизнь, те же живые образы. Но я, лично я, остаюсь однако при мнении, что Разъезд, по обширному своему объему, по сжатости и множеству глубоких мыслей, по разумности цели пиесы, по языку, по благородству и высокости цели, по важности своего действия на общество — точно выше других пиес. Не говорю о других красотах его, которые он разделяет со всеми вашими сочинениями такого рода или содержания.

…Хотя я очень знаю, что действия ваши относительно появления ваших созданий заранее обдуманы: что поэт лучше нас, рядовых людей, прозревает в будущее: но (следую, впрочем, более убеждениям других, любящих также вас людей) теперь много обстоятельств требуют чтоб вы, если это возможно, ускорили выход второго тома Мертвых Душ. Подумайте об этом, милый друг, хорошенько… Много людей, истинно любящих, просили меня написать вам этот совет. [Гоголь отвечал на это: «Относительно 2-го тома „Мертвых Душ“ я уже дал ответ Шевыреву, который вам его перескажет». Ответ Шевыреву от 28 февраля 1843 г. см. ниже. ] Впрочем, ведь мы не знаем, такое ли содержание второго тома, чтоб зажать рот врагам вашим? Может быть, полная казнь их заключается в третьем томе…

«История моего знакомства».

М. И. Гоголь — О. С. Аксаковой

[Ольге Семеновне, жене Серг. Тим. Орфография М. И. Гоголь здесь не соблюдается (небеспокоится, тiатр и т. п.), но из знаков препинания добавлено только несколько запятых.]

10 февраля 1843 г.