Ваше императорское высочество милостиво изволили принять мою просьбу о Гоголе и приказали составить о нем записку, которую имею честь представить. Сочинения его известны вашему императорскому высочеству. Публика особенно заметила в них оригинальные, комические стороны; но от вашего взгляда, без сомнения, не ускользнули красоты высшие, чувство всего прекрасного, чисто русского народного, которые его поставили наряду с первыми нашими литераторами. Чем более он входит в изображение серьезной стороны русского быта (о чем упоминает сам в последних своих сочинениях), тем медленнее подвигается его работа и следовательно он лишается выгод, соединенных с продажею книг. Самая первая выручка его сочинений употреблена была им на поправление расстроенного состояния матери и сестер, которые и до сих пор не совершенно обеспечены. Между тем, его здоровье было всегда так слабо, что вследствие сильной болезни он вынужден был оставить самую выгодную службу, находившись в здешнем университете адъюнкт-профессором, и отправился за границу. [Как известно, здоровье Гоголя в вопросе об его отставке никакой роли не играло. ] Лишенный всякого способа достигнуть своих предприятий литературных и касающихся до здоровья, он только благодениями царскими может быть обеспечен. Конечно, он еще не успел сделать для пользы русской словесности столько, как Пушкин и Карамзин; но милости государя не исключают никого, кто из любви к пользе отечества приносит хоть слабую дань своего усердия. Участие вашего императорского высочества само определит, каким образом может быть поддержано существование человека, который по общему признанию подает много надежд. Вашего императорского высочества много преданная и всепокорная слуга
А. Смирнова.
«Литературный Музеум», стр. 69–70.
ИЗ ЗАПИСОК А. О. СМИРНОВОЙ
1845 г., 2 марта.
…Государь перебил разговор. Я ему напомнила о Гоголе; он был благосклонен. «У него есть много таланту драматического, но я не прощаю ему выражения и обороты слишком грубые и низкие». Читали вы «Мертвые Души»? — спросила я. — «Да разве они его? Я думал, что это Соллогуба». Я советовала их прочесть и заметить те страницы, где выражается глубокое чувство народности и патриотизма.
Смирнова, «Записки», стр. 288.
ДОКЛАД МИНИСТРА НАРОДНОГО ПРОСВЕЩЕНИЯ С. С. УВАРОВА НИКОЛАЮ I
Министр императорского двора сообщил мне от 15 сего марта за № 828 по высочайшему вашего императорского величества повелению для рассмотрения и доклада представленную е. и. в. великой княгине Марии Николаевне супругою церемониймейстера Смирнова записку о литераторе Гоголе при сем всеподданнейше прилагаемую.
Писатель сей с самого начала литературной деятельности своей обратил на себя внимание неоспоримою оригинальностью дарования. Желая открыть ему способы к полезной деятельности, я определил Гоголя при С.-Петербургском университете в звание адъюнкт-профессора по кафедре истории; но направление его таланта не согласовалось с постоянными и серьезными занятиями; он оставил ученое звание, чтобы предаться литературе, и на этом поприще разные произведения приобрели уже ему известность. [Любопытно, что Уваров, сам литератор, не склонен относить занятия литературой к «серьезным занятиям».] Гоголь, сколько мне известно, находится теперь за границею. Благодеяние вашего императорского величества оживит его деятельность на пользу отечественной словесности. От щедроты царской зависит определение мер пособия для поддержания его существования.
Сергий Уваров. [Резолюция Николая I на этом докладе была: «Пусть сам м[инистр] определит меру пособия, которого заслуживает». Уваров запросил Плетнева, и тот, посоветовавшись со Смирновой и Вяземским, указал сумму 5000 руб. сер. (на пять лет по 1000 р.). Уваров сократил ее до 3000 р. (по 1000 р. на 3 года), и новой резолюцией Николая I от 25 марта 1845 г. эта сумма пособия была утверждена. ]
№ 22
17 марта 1845 г.
«Литературный Музеум», стр. 71–72.
Н. В. ГОГОЛЬ — Н. М. ЯЗЫКОВУ
Франкфурт, 5 апреля 1845 г.