Когда же он перестал смотреть в небо и взглянул на Фурия и Аврелия, те бросились бежать прочь, потому что никогда еще не видели, чтобы в человеческих глазах сверкала такая бешеная обида. Они бежали, спотыкаясь и падая. А вслед им неслись слова:
Так была написана песнь шестнадцатая, входящая в «Книгу Катулла Веронского» – бесценное сокровище мира.
В детстве Катулл был очень любознательным мальчиком. Бывало вытянет руку вперед, раскрутится волчком, зажмурив глаза, потом останавливается и спрашивает у бабки Петронии:
– А что в той стороне света, бабушка?
– Там Этрурия, внучек, – отвечает Петрония ласковым голосом. А сама думает: «Чтоб тебя черти съели! Уже целый день крутишься!»
– А за Этрурией что? – продолжает Катулл.
– За Этрурией Рим, сынок.
– А за Римом?
– Море.
– А за морем?
– Сицилия, Катуллушка.
– А за Сицилией?
– Опять море, милый.
– А за опять-морем?
– Африка.
– Ну хорошо.
Катулл снова раскрутится как следует и снова спрашивает Петронию о тех краях, куда нечаянно укажет рука. Подвижным был мальчиком. Ему и дела не было до того, что бабке всегда хотелось спать в загородном имении его родителя – на Бенакском озере, на кончике мыса Сирмион. Ее усыплял там альпийский воздух. Катулла – наоборот – бодрил.
Однажды он взялся крутиться обычным манером и крутился до того долго, что Петрония, глядя на него, стала чувствовать тошноту. А потом и задремала на стуле. Как вдруг слышит:
– Петрония! Петрония! Не спи! Говори – что там?!
– Где?… Где?… – всполошилась бабка. – Дай посмотрю…
Посмотрела и видит, что рука Катулла указывает на северо-восток.
– Там Верхняя Панония, голубчик.
– А за Верхней Панонией что?
– За Верхней – Нижняя, – ответила Петрония и снова задремала.
– А дальше что?! – воскликнул Катулл звонким голосом.
– Дальше Дакия, – очнулась Петрония. – За Дакией – Геты, за Гетами – Скифы, за Скифами – Язиги, за Язигами – Роксоланы, за Роксоланами лежит Меотийское озеро… широкое-широкое озеро… лежит-лежит озеро…
– А за озером что?
– За озером живет одноногий казак Равид. Живет один-одинешенек… Желто-серая степь кругом…
– А за казаком Равидом что?
– А за казаком Равидом больше нет ничего, – брякнула Петрония.
На том и уснула. Да так крепко, что, пробудившись, еще долго не могла взять в толк, что желает узнать Катулл, подпрыгивая к ее уху и выкрикивая на лету одни и те же слова:
– Qua facie est?! Qua facie est?![38]
– Кто?… – откликнулась наконец Петрония.
– Казак Равид! – напомнил Катулл.
– А-а-а, казак Равид… Ну, какой он… какой… Казак, как казак. Носит синие шаровары с красными лампасами. Фуражка на нем. Из-под фуражки чуб торчит. На боку – шашка. За спиной – пика. Вот и весь казак.
– И что же он делает на краю света?
– Воюет, – вздохнула бабка. – Воюет. Ничего больше делать не хочет.
– Лжешь, Петрония! – вдруг разозлился Катулл. – С кем ему воевать?! Он там один!
– А вот сам с собой и воюет. Даже ногу себе на войне отрубил, – возразила бабка.
Возразила и прикрыла глаза, заметив, что Катулл мечтательно задумался. Но не успела она уронить голову на грудь, как услышала возглас:
– Петрония!
– Что такое?…