Гой

– Ну и что с того? – поначалу не понимал всей опасности подобных разговоров непосредственно для своего положения Леонид Ильич Брежнев. – Если все это на благо социализма, то что в этом плохого, хотя я ничего в черной магии не понимаю. Никита тоже, по-моему, ничего в ней не понимал. Зато Сталин, тот, конечно, в этих делах хорошо разбирался, потому что готовился стать попом. А я готовился стать металлургом. Но какая-то же сила вознесла меня на самый верх и поставила Генеральным секретарем ЦК Золотой Орды. Почему именно меня? Как это объяснить с позиций исторического централизма, то есть я хочу сказать, демократического материализма? Может, и черная магия, но какая в сущности разница, чтобы это ни было. В общем, напрасно, товарищи, Никита развязал войну с церковью и Службой Государственной Безопасности, потому что, во-первых, получился явный перекос в пользу армии, чье влияние на меня начинает становиться все более навязчивым. Происходит опасное искажение баланса сил. Короче говоря, с этой минуты в нашей стране прекращается гонение на церковь. Пусть остается в том состоянии, в котором пребывает сейчас. Немедленно сообщите об этом патриарху, а также поставьте его в известность, что нами принято политическое решение об уничтожении Израиля.

Леонид Ильич Брежнев собрался уже заканчивать свой рабочий день, как не скрывающий удивления помощник сообщил ему, что генерального секретаря просит о личной безотлагательной встрече Патриарх Всея Орды.

– Предлагает встретиться на, так сказать, нейтральной территории.

– В синагоге, что ли? – раздраженно спросил генсек, недовольный тем, что его вынуждают изменить планы на вечер. – И вообще, какие могут быть нейтральные территории у генсека в его стране?

Леонид Ильич вопросительно уставился на помощника.

– Это метафора, Леонид Ильич.

– Очень неудачная метафора, – продолжал капризничать генсек. – Вот возьму и откажу во встрече. Все-таки хорошо, что я отходчивый.

Встреча состоялась в Закрытом зале эксклюзивных рукописей Государственной библиотеки Запада и Востока.

– Леонид Ильич, церковь не может дать своего благословения на уничтожение Израиля, – сразу же сообщил патриарх.

– А кто у церкви его просил?

– Но она может, – пропустив замечание генсека мимо ушей, продолжил патриарх, – благословить миролюбивую внешнюю политику боголюбивой Орды нашей.

– Спасибо хоть на этом. У вас ко мне все?

– Леонид Ильич, – перешел к главному патриарх, – какие существуют договоренности с мусульманами по Иерусалиму? Конкретно, кто будет контролировать Храмовую гору?

– Мусульмане, конечно, так же, как и сейчас. А вы чего бы хотели?

– Я бы хотел Второго Пришествия Христа, так же, как вы хотели бы победы коммунизма во всем мире, – ответил патриарх. – Но мы же, надеюсь, говорим серьезно. А если серьезно, то позвольте спросить, чем вы собираетесь заняться после победы коммунизма?

Брежнев почувствовал необходимость полезть за словом в карман, где у него был портсигар.

– Вот и я не знаю, – прервал молчание патриарх.

Оба в упор смотрели друг на друга.

– Хотел бы надеяться, – после обмена взглядами, закончившегося, скорее всего, вничью, продолжил беседу патриарх, – что все вопросы, связанные с Иерусалимом, будут решаться высшим руководством в полном взаимодействии с церковью.

– Вы ставите нам условия? – не поверил ушам Брежнев.

– Я ставлю вас в известность, потому что время пришло. У церкви есть достоверная информация, что война за Иерусалим вступила в решающую, возможно, длительную фазу. Вы, конечно, спросите у меня, а что значит для дела коммунизма Иерусалим? Но, Леонид Ильич, позвольте быть с вами предельно откровенным ради нашей с вами общей Орды. Понимаете, какое дело, – патриарх умолк, и генсек знал, что он делает последнее усилие для того, чтобы все-таки произнести то, на что уже решился. – Понимаете, какое дело, – повторил патриарх, – коммунизм – это еще не вся Орда, как сакральная, так и, смею вас заверить, профанная. А что касается Иерусалима, то хотя это и не все знают, а многим русским людям такое и в страшном сне не привидится, но наша церковь это, – патриарх огляделся по сторонам и почти шепотом произнес слово, которое, казалось, невозможно было выговорить, – Израиль.

– Господи, Боже мой, – ничуть не удивившись, громогласно и не скрывая иронии, поинтересовался Брежнев, – а евреи кто же тогда?

Патриарх насупился, начиная догадываться, что генсек не такой уж невежа в вопросах догматического богословия, каким его хотела бы видеть церковь. Ну что ж, возможно, так даже лучше.

– Леонид Ильич, – прямо сказал он, – пришло время объявить людям, что нет никакого Израиля, но есть оккупированная евреями исконно арабская земля – Палестина. Так будет лучше для партии и для церкви.

– Ну да, а Христа, выходит, арабы в Палестине распяли?