Фёдор вскинул бровь, поглядывая на чудака. Сейчас этот мужик боле походил на несчастного пьяницу, чем на страшного колдуна из древних преданий. В разуме юноши ожил образ пред костром в окружении бесовских воронов. Точно хлопанье их крыльев доносилось прям над ухом, да лишь один взгляд на жалкого мужика в колодках – и всё. Всё видение таяло дымом на ветру, рассеивалось и улетало, оставив лишь тень чего-то необъяснимо жуткого.
– Эй… – повторил он.
– Чего тебе? – спросил Фёдор.
– Так я сам тебя и выбрал. Тогда, как брать вы, точно псы, меня пришли всей стаей, – произнёс мужик да скрючил пальцы на правой руке.
Видно, онемевшее тело едва слушалось его, да только как указал колдун вновь на него, так Фёдора вновь пробил холод по спине.
– Что это значит? – спросил Фёдор, прищурив глаза.
– А ты добрый молодец, – ответил колдун. – Как глаза твои увидел, сразу понял, не ровня ты своре той. Добрые глаза у тебя, ясные. Не без лукавства, да всяко человеческие.
Усмехнулся Фёдор да откинулся назад, прислонившись спиной к неровной стене.
– Давай же, добрый человек, – продолжил колдун, – мы друг другу и услужим? Отпусти меня, даруй мне милость! А я тебе всё поведаю, чего знать желаешь!
На мгновение Фёдор задумался да обернулся к узнику.
– Всё поведаю тебе, – видно, хотел было колдун кивнуть, да колодка не дала – лишь дёрнулся головою. – Всё поведаю. На челе твоём светлом всё написано, то читать я могу.
Басманов не отвечал, лишь с любопытством глядел на мужика.
– Что вижу я? – спросил узник, довольно улыбаясь. Рот его был залит кровью.
– Ох, что вижу… – вновь колдуна разобрал смех, как и накануне, когда привлёк он внимание двух ребятишек.
Этот едва ли человеческий звук разлетелся по узким коридорам подземелий. Будто бы споря сам с собою, смех наполнил всю тюрьму. Фёдор свёл брови и сам не отдавал себе отчёта в том, что не мог отвести глаз от чудака, который принялся дрожать.
– Что же? – спросил молодой опричник, когда раскат полоумного смеха начал стихать.
Мужик медленно переводил дыхание, а в его глазах встали слёзы.
– Так я ж сказал всё тебе! – точно удивляясь нерадивости собеседника, выпалил колдун.
Фёдор чуть повёл головой, точно переспросил колдуна.
– Так то-то и говорю, – произнёс мужик, и голос его в мгновение утратил всякое озорство. – Глаза у тебя ясные, светлые. Отчего ты не веришь им?
– О чём ты? – Басманов подался вперёд и схватился рукой за решётку.
– Так будто бы сам не ведаешь? – спросил колдун, указав взглядом на перстни, дарённые самим царём Фёдору.
Едва Басманов заметил взгляд тот, тотчас же отдёрнул руку, будто бы решётка раскалилась во мгновение ока.
– Всё ты знаешь, – повторил колдун. – Всё то правда, что гонишь ты от себя. И не нужен тебе ни колдун, ни Бог, ни дьявол, чтобы увидеть да уразуметь то.
Фёдор нервно усмехнулся, схватился за саблю да вдарил по решётке со всей дури, подняв шуму.
– Заткнись, – бросил Басманов. – Ибо прав ты – не нужны мне советы колдуна.
Мужик издал смешанный звук. То боле всего походило на короткий смешок.
– И я-то, может, и рад был бы выпустить тебя, – продолжил Фёдор, разглядывая саблю. – Да только клятву я давал и преступить волю царскую – так не сносить мне головы.
– Так кто же против тебя супротив воли-то царской идти просит? – лукаво произнёс колдун, глядя на оружие в руках опричника.
Фёдор свёл брови, оборачиваясь на узника.
– Его воля – казнить тебя на заре, – произнёс Басманов.
– Ежели не убьют меня раньше, – добавил колдун.
Фёдор удивлённо усмехнулся.
– Ну и чудак же… – бросил он себе под нос, поднимаясь с места своего. – Так вот о какой свободе просишь?..
Оставались последние минуты до зари.
– Эй, эй! Федька, чёрт бы тебя побрал! – услышал Басманов, чувствуя, как чья-то грубая хватка треплет его за плечо.
Пред Басмановым возникла неряшливая фигура Васьки Грязного.
– Так как же так-то! – Грязной всплеснул руками, а затем указал на камеру.
Фёдор потянулся и поднялся на ноги.
– Так ведь как же нынче мы мертвеца казнить-то будем?! – причитал Грязной.
– И правда… – ответил Басманов, даже не силясь придать голосу своему али лицу и тени удивления.
Глава 10
Тихое пение, вернее, бормотание стелилось, будто тяжёлый туман, по мрачной зале. Грузные тела воевод мирно покоились, кто на скамьях, а кто и рухнул на каменный пол. Изредка доносились отголоски какой-то песни, да были столь пьяны мужи, что не в силах были и слова внятного молвить. Боле всех хранил рассудок Иоанн. С тоскою глядел он на соратников своих, на наречённую им братию.
– Не оставьте меня, – едва слышно произнёс владыка, его губы едва шевелились.
За окном давно стемнело. Ночь, укрывшая Слободу, прибирала свой покров, чтобы незаметно скрыться в преддверии ранних сумерек. Усталый взгляд царя вновь прошёлся по зале. Вся братия была сражена крепким вином и особым кушаньем.
– Не оставьте меня, – тихо повторил Иоанн, поднимаясь со своего трона.